Они ненавидят друг друга - Аманда Вуди

двери, отступая назад, его глаза по-прежнему прикованы ко мне. Я не могу отвести

взгляд - они единственное, что меня удерживает.

Я моргаю, и мы оказываемся в коридоре. Тишина звенит в ушах. Он ведет меня

через гостиную, через парадную дверь, к каменному крыльцу, выходящему на

улицу. Поток холодного воздуха обдает меня успокаивающей бодрой волной, и в

уши проникают звуки ночной жизни - стрекотание еще не умерших насекомых, шелест полуголых ветвей деревьев на ветру.

«Звезды сегодня яркие», - говорит Джона, усаживая нас на ступеньку крыльца.

Я смотрю вверх. Небо усыпано горсткой звезд, луна - светящийся полумесяц, но в

остальном я вижу не так уж много.

«А ты знаешь... что на Луне бывают землетрясения?» Он опирается на ладони, босые ноги постукивают по камню. «Ну, лунотрясения. Наши длятся пару минут, но

лунные могут длиться до часа».

«О», - шепчу я. Сквозь стук.

«Тебе что-нибудь нужно?»

«. . . Прости, что?»

«Тебе что-нибудь нужно?»

Почему его голос так успокаивает? Мир обостряется. Я чувствую, как воздух

входит в мои легкие. Я все еще задыхаюсь, но я дышу. «Нет», - говорю я и, наконец, ощущаю тяжесть этого слова.

Джона обнимает колени. Он уже снова дрожит.

«Откуда ты знаешь?» бормочу я. «Как справиться с... этим».

«У Лили иногда бывают приступы паники». Джона тянется за крыльцо и вырывает

травинки из газона, крутя их между пальцами. «Я знаю признаки».

На некоторое время воцаряется тишина. Окружающая обстановка помогает

прояснить мои путаные мысли и развеять тесноту в груди. Сердце все еще стучит, но в остальном я в порядке. Это было быстро. Иногда они бывают гораздо длиннее.

«Прости», - тихо говорю я.

«Ты не должен так говорить».

«Я... они не частые», - говорю я ему, защищаясь. «Это всегда случайно, когда я

ослабляю бдительность. Так что, да. Спасибо за... в любом случае. Могу я сделать

что-нибудь, чтобы загладить свою вину?»

Его глаза сверкают озорством. «Ну», - говорит он, постукивая пальцами, как злой

мастер. «Ты можешь испечь мне еще печенья».

Мои брови взлетают вверх. «Печенье?»

«Да. Это печенье с корицей было безупречным». Джона проводит ладонью по

своему животу с тоскливым вздохом. «С каких это пор ты стал любителем

сладкого? Я всегда считал тебя соленым и горьким».

«Разве ты не видел плакаты с выпечкой в моей комнате после выпускного?»

скептически спрашиваю я.

Призрак улыбки приподнимает его губы. «Если честно, я был больше сосредоточен

на том, чтобы выбраться».

Я тоже опираюсь на руки. Мой мизинец задевает его. Не уверен, что он заметил. Не

знаю, почему я не убираю его.

«Ты что-то говорил о печенье», - говорит он, его голос колеблется. «Типа, они

любимые у твоего брата?»

Значит, он все-таки услышал мой промах. «Да», - шепчу я.

«Как его зовут? Я никогда не слышал, чтобы ты его называл».

«Его...» Его имя вертится у меня на языке, но заставить его вырваться изо рта не

хватает сил. «Томас».

Джона поворачивает шею, чтобы снова посмотреть вверх. «Я видел фотографию

вашей семьи. Он похож на твоего отца. Та же улыбка, резкие черты лица. Все углы

и выступы».

«Да...» Не могу понять, смеяться мне или паниковать в этой ситуации. Не могу

поверить, что впервые за... сколько времени я веду непринужденный разговор о

Томасе? От этой мысли меня передергивает, но я встряхиваю головой, пытаясь

отогнать тревогу. Неважно, расскажу ли я об этом Джоне. Не то чтобы рассказ о

Томасе, упоминание о моем прошлом изменили его мнение обо мне. Он и так меня

ненавидит - не может же быть места для еще большей ненависти, верно?

Возможно, Джона чувствует, что моя ладонь начинает дрожать, потому что он

слегка подталкивает мой мизинец. Наверное, напоминает мне о своем присутствии.

«Он живет поблизости?» - спрашивает он.

«Эм. Не совсем. Он в Детройте. Это всего в паре часов езды отсюда, но... не совсем

за углом».

«Он когда-нибудь приезжает?»

«Нет».

«Почему?»

«Из-за меня», - признаю я, глядя на свои колени.

«Правда?» В его голосе звучит сомнение.

«Правда». Поверхностный разговор может быть нормальным, но ничего более

глубокого. Я не могу с этим справиться. Я начну думать о письме, о том, как сильно

я его разочаровал, обидел, и... и если бы я просто постоял за себя... может, он бы не

узнал, что со мной происходит... может, он бы не был так зол.

Может быть, он не взял бы в руки биту.

Глаза Джона наблюдают за мной с некоторой осторожностью, которая говорит о

том, что он знает о моем дискомфорте. Он переводит разговор на другое. «Это

снова похоже на встречу выпускников, не так ли? Мы, одни, в состоянии

алкогольного опьянения. Это плохая формула».

«Вообще-то я был трезв», - говорю я ему.

Джона задумчиво потирает подбородок. «Значит, ты добровольно забрался ко мне в

постель».

«Как будто я собирался пожертвовать тебе весь свой матрас?» Я насмехаюсь. «Тебе

повезло, что я тебя не выгнал».

«Неа. Ты бы никогда». Джона пренебрежительно проводит другой рукой по

воздуху. «Ты Дилан, мать твою, Рамирес. «Вежливый», «джентельмен» и «хороший

во всех отношениях» принц школы Делридж. Идеальный мальчик с идеальной

жизнью».

Он говорит это с таким презрением, что меня это раздражает. «Я хорош в вещах, которые не имеют значения», - огрызаюсь я. «Спорт. Выпечка. Учеба. Но ты... ...ты

хорош в важных вещах».

«Например?» Он смотрит на меня с подозрением. Я вижу каждую ресничку, каждую прожилку ледяного серого цвета в его радужке.

«Быть общительным. Привлекательным». Я понижаю голос, надеясь, что он не

услышит зависти.

«Заводить связи. Производить впечатление».

«Ты ведь понимаешь, что ты один из самых популярных парней в школе?» -

спрашивает он.

«Потому что я привлекательный», - говорю я, и он фыркает, отчего в моей груди

вспыхивает гнев. «Что?»

«О, ничего. Просто не ожидал, что ты так прямо и скажешь». Он качает головой с

приятной, но невероятно раздражающей улыбкой. «Я думал, ты должен быть

скромным?»

«Я не говорю это в хвастливой манере», - прорычал я. Конечно, он должен сделать

ехидный комментарий, когда я чувствую себя... уязвимым, или что-то в этом роде.

«Это неглубокая причина, которая заставляет людей хотеть быть рядом со мной. И

тот факт, что я общаюсь с тобой и студенческим советом. Но... У меня нет...»

Мои кулаки начинают сворачиваться. Я не уверен в том, что собираюсь сказать, -

только в том, что мое раздражение продолжает расти