Без времени и места - Михаил Чумалов

документы» – он сказать не успел. В двенадцатом вагоне сержант Земеля повернул ручку стоп-крана, взвизгнули тормоза, и неодолимая сила инерции повлекла Василия прочь по коридору вагона и ударила его о дверь тамбура. Поэтому милиционер не увидел, как та же сила сбросила Шурика наземь, как слетел с верхней полки огромный чёрный чемодан на колёсиках, как ударился он ребром о стол, как предательски лопнули на нём замки, и содержимое вывалилось прямо на распластанного на полу Фарс-Мажора.

Поезд в судорогах остановился, и Василий, восстановив равновесие и подобрав с пола фуражку, вернулся к дверям пятого купе. Такая картина предстала его взгляду.

Фарс-Мажор лежал на спине на полу и нелепо шевелил поднятыми кверху ногами и руками, будто перевёрнутый жук, пытаясь выбраться из-под груды чёрных лакированных туфель. Они блестели так, что у Василия зарябило в глазах.

Оглядев эту сцену, милиционер посмотрел на пассажира, и взгляды их встретились. В глазах Шурика страж закона прочитал чистосердечное признание. Заманчивые мысли закружились в голове у Василия. Ни о какой пятидесятирублёвке уже не могло быть и речи. Воображение рисовало звёздочки на погонах, новую хлебную должность и красивое фото в газете «Гудок» под заголовком «Сотрудник милиции раскрыл преступление в поезде».

В том, что преступление, считай, раскрыто, не было сомнений. Вот они – вещдоки – нестерпимо сияют в свете ламп! Осталось только выяснить их происхождение и назначение, и тогда станет ясно, за что парень загремит на нары: спекуляция в особо крупных размерах или – бери выше! – расхищение социалистической собственности. По такой статье судили тогда цеховиков.

Несколько секунд длилась эта немая сцена. Слова не требовались. Выражение лица Шурика было столь же красноречиво, как явка с повинной. Василию не терпелось приступить к дознанию.

– Это в двенадцатом! – крик за спиною прервал грёзы Василия. По коридору бежал бригадир поезда. – Стоп-кран кто-то сорвал, сука! Пошли!

Бригадир ухватил милиционера за рукав и увлёк его за собой.

* * *

Получив неожиданную передышку, Шурик первым делом задвинул дверь, запер её на замок и поднял собачку стопора. В зеркале отразился жалкий смешной субъект с каплями пота на лице и глазами, полными ужаса. Шурик утёр лоб, и на нём – так показалось – выступили красные пятна в виде цифр «один», «пять» и «четыре». Цифры сложились в номер статьи УК, по которой Фарс-Мажору предстояло в ближайшие от двух до семи лет забыть о карьере бизнесмена и заняться физическим трудом.

Поезд тронулся. Шурик метался по купе, как по тюремной камере, давя оранжевыми ботиками хлипкий товар. День, начавшийся так многообещающе, заканчивался катастрофой. Но было ещё время что-то предпринять, и тут включился инстинкт самосохранения. «Надо избавляться от товара», – сообразил Фарс-Мажор и кинулся к окну. Руки дрожали и не слушались, защёлки не поддавались. Взвизгнув от отчаяния, Шурик повис на них всем своим тщедушным телом. Замки клацнули, и в купе ворвался свежий ветер и стук колёс.

За окном была темнота. Пятна света выхватывали из неё столбы и деревья, и они через мгновение опять пропадали во мраке. Состав набирал ход, навёрстывая опоздание.

Подобно заводной курочке, клюющей невидимые зёрна – была такая детская игрушка, – Фарс-Мажор загребал с пола по две пары туфель и бросал их в окно. Калькулятор в его голове невольно отсчитывал размер убытка. Вот в темноту отправилось товара на тысячу рублей, вот ещё тысяча последовала туда же… За полторы минуты Шурик засеял семенами красивой жизни пару километров плодородной харьковской земли.

Сложнее обстояло дело с чемоданом – в окно он не пролезал. Обдирая пальцы в кровь, Шурик с трудом оторвал крышку, затем локтями и животом крушил фанерный остов, ломал стойки о колено и вгонял занозы в ладони. Наконец и эти обломки оказались за бортом. Тем временем поезд начал торможение, он приближался к харьковскому вокзалу. Шурик на карачках собирал с пола щепки и труху, оставшиеся от чемодана, когда состав полз уже вдоль платформы. Успел вовремя: поезд вздрогнул и остановился.

Из коридора донеслись голоса и топот: пассажиры выходили на перрон покурить и размять ноги. Затем всё стихло. Фарс-Мажор осторожно, стараясь не щёлкнуть замком, приоткрыл дверь и выглянул наружу. В проходе никого не было.

Спасительная мысль озарила Шурика. Он быстро натянул на себя пиджак и бейсболку, выскользнул из вагона и огляделся. Шёл дождь. Вход в вокзал был рядом. Вдали, у двенадцатого вагона, поверх голов толпившихся на платформе людей, Шурик разглядел милицейскую фуражку. Мгновенно оценив расстояние, он поднял воротник пиджака, опустил плечи, надвинул бейсболку на глаза – наивный, неужели он думал, что в таком виде милиционер его не узнает? – и почти бегом потрусил к выходу.

Не буду томить тебя, читатель, и скажу сразу: Фарс-Мажор скрылся и избежал сурового, но заслуженного наказания. Однако мы не будем негодовать по этому поводу. История в поезде пошла Шурику на пользу: напрочь отбила ему желание заниматься оптовым бизнесом да и торговлей вообще. Полгода ему ещё пришлось, рискуя свободой, потоптать мостовую у «Интуриста» в качестве простого «утюга», но только лишь затем, чтобы вернуть деловым людям занятую на операцию с ботинками тысячу. Расплатившись с долгами, Шурик с фарцовкой завязал, поступил в Текстильный институт и стал дизайнером обуви. А в перестройку открыл свой модный дом. Теперь он – уважаемый человек, не Шурик, а Александр Александрович. Он производит элегантные мужские туфли под брендом «Алесандро Массимо». Вы их легко узнаете: у них очень высокие каблуки.

Милиционер Василий тоже внакладе не остался. Спустя месяц он задержал с поличным поездного вора-рецидивиста Валентина Горелого, которого не первый год разыскивала милиция, и получил повышение. И премию в двести рублей. Об этом написали в газете «Гудок».

* * *

В вагоне-ресторане назревала серьёзная ссора. За окнами вагона сгущалась темнота, и посетители, приходившие днём пообедать и поглазеть на пейзажи, уже разошлись. Занятым остался один столик, где сидели Дмитрий Олегович и Анна. Опытная официантка Галина не могла не заметить, что разговор между этими двумя становится неприязненным.

Разного рода житейские драмы чрезвычайно возбуждали любопытство подавальщицы, изнывавшей от повседневной скуки своего однообразного труда. Время от времени в ресторане случались пьяные скандалы, но сейчас дело явно шло не к этому. Внешне всё выглядело благопристойно. Посетители говорили тихо, и Галина, как ни напрягала свой слух, разобрать слова не могла. Дмитрий Олегович, хотя и прикончил уже две бутылки марочного коньяка и принялся за обычный трехзвездочный, держался так, будто пил только чай. Но взгляды, которыми обменивалась парочка, дрожащие руки Анны и надменное, отчуждённое выражение лица Дмитрия подсказывали официантке, что