Виноватый - Платон Головач

его за воротник куртки. Алесь открыл глаза, поднялся со скамьи и почувствовал, что ноги болят, окоченели, и сами зубы от этого начали часто стучать. Тело дрожало. Товарищ взял его за рукав куртки и тянул домой.

— Ты это что ж, простудиться нарочито захотел, или что? Нашел время, когда в саду сидеть... Брось так пере­живать. Я тебя заверяю, что в партии ты останешься. Завтра же напиши подробные заявления в контрольную комиссию и в апелляционную комиссию, чтоб восстановили в правах студента. Я напишу от себя... А убиваться так не надо.

Алесь, словно чужими ногами, ступал по тротуару. Те­перь он почувствовал всю силу холода. Тело его дрожало, а зубы не переставали стучать.

Товарищ шел рядом, держал его под руку и взволно­ванным голосом уговаривал:

— Ты это напрасно так болезненно реагируешь на все. Из партии тебя не исключат, будь уверен... А то вон что надумал...

* * *

Когда Алесь открыл дверь физического кабинета и хо­тел войти, преподаватель загородил собою дверь и объ­явил, чтобы слышали все студенты:

— Директором запрещено всем преподавателям до­пускать вас, как исключенного, на лекции и запрещено принимать от вас зачеты. Вот и все.

Алесь повернулся и, не прикрыв двери, пошел к ди­ректору.

— Я подал апелляцию и считаю неправильным рас­поряжение, чтобы не допускать меня на лекции,— говорил он.

Директор спокойно смотрел на Алеся и отвечал:.

— Вы еще слишком молоды, чтобы объяснять мне, что правильно, а что нет. Апелляция — это ваше личное дело. Вы могли писать хоть десять апелляций, но сейчас у меня есть постановление педсовета, которым я руковод­ствуюсь. На основании этого постановления я распоря­дился лишить вас стипендии и интерната и довожу до вашего сведения.

— Как же это... я ведь подал апелляцию, меня исклю­чили неправильно. Я уверен, что меня восстановят...

Директор усмехнулся.

— Относительно правильности — я не знаю, спросите об этом секретаря ячейки... Я только сообщил вам, моло­дой человек, о том, что я сделал во исполнение постанов­ления...

Алесь вышел из кабинета директора и медленно начал ходить по коридору, чтобы обдумать свое положение. В свежевывешенном номере стенной газеты была напе­чатана статья об его исключении из партии и из технику­ма. Над статьей большими буквами были выведены слова:

ЖЕЛЕЗНОЙ МЕТЛОЙ ВЫМЕТЕМ ИЗ ПАРТИИ И РЯДОВ ПРОЛЕТАРСКОГО СТУДЕНЧЕСТВА КЛАССОВЫХ ВРАГОВ.

Алесь не дочитал до конца статьи и вышел во двор. Все в техникуме и вокруг него больно напоминало то, что недавно случилось... От этого хотелось бросить все и идти куда глаза глядят. Только сочувствие многих партийцев и их обнадеживания немного помогали сохранять спокойст­вие и терпеливо ждать решения дела. Они собрали нем­ного денег и внесли их за Алеся в столовую техникума. Спал Алесь в эти дни на одной койке с товарищем.

Через пять дней после того, как послал заявление, Алесь направил в апелляционную комиссию запрос, в ко­тором просил сообщить ответ на свое заявление. Еще че­рез двенадцать дней из комиссии был прислан открыткой ответ. На открытке машинкой было напечатано несколько ничего не говорящих слов.

«Ваше дело находится в стадии решения.

Председатель комиссии П. Заслонка».

А в тот же день вечером в комнату к Алесю зашли группой товарищи и принесли ему еще двенадцать руб­лей.

— Стадия решения — ты сам знаешь, что это означает. Садись в поезд и сегодня езжай туда. Требуй, чтобы при тебе решили вопрос.

— Надо ли? Может, обождать постановления кон­трольной комиссии?

— Надо. Контрольная комиссия восстановит тебя в правах члена партии, будь уверен. Проверит и восстано­вит. А это надо сейчас решить, потому что через две не­дели конец занятий.

— Езжай! Обязательно!

В десять часов утра на второй день Алесь стоял недале­ко от двери комнаты, в которой находился председатель апелляционной комиссии, и ждал приема. Он уже несколь­ко раз прочитал наклеенную на дверь комнаты бумажку, что прием по делам апелляций происходит с двенадцати до двух часов. В приемной сидело на табуретах еще три человека. Они о чем-то тихо беседовали между собой.

На стене часы пробили двенадцать. Алесь видел, что обе стрелки часов сошлись на цифре двенадцать, но вслед за каждым ударом считал:

«Один, два, три, восемь...»

Люди, сидевшие на табуретах, беседовали между со­бой. Алесь решил, что они здесь по какому-нибудь другому делу, и, подождав еще минуты две, зашел в комнату пред­седателя комиссии.

Председатель апелляционной комиссии Парамон За­слонка сидел, низко наклонившись над широким столом и, вонзив взгляд узеньких глаз в лицо Алеся, слушал. Когда Алесь кончил, он долго молчал, все так же глядя в лицо Алесю, потом поднялся со стула, засунул левую руку в карман брюк, в правую взял толстый, с синим и красным концами, карандаш и начал, размахивая карандашом, го­ворить.

— Я ничего вам обещать не могу. Дело ваше рассмот­реть сейчас не можем. Я уже сообщал вам, что ваше дело находится в стадии решения...

— А когда же можно ждать решения?

— Наверное, на ближайшем заседании, если к тому времени будут выяснены все обстоятельства... Можете по­дождать, если хотите...

— У меня со средствами трудно, мне товарищи собра­ли, я долго ждать не могу...

— Тогда возвращайтесь...

— Я ведь вам говорил, что там меня выгнали из об­щежития, лишили стипендии.

— Это дело вашего директора, а я здесь ни при чем. Если хотите, подождите, я поставлю ваше дело на бли­жайшее заседание... Но меня, все же, знаете, удивляет, как это вы ничего не знали о своем отце? Вы понимаете, что ваше оправдание совсем беспочвенное. Оно никак не вяжется с логическими рассуждениями... Вы упрямо ут­верждаете, что ничего не знали. А как же это вы могли не знать про своего отца? А?

Алесь молчал. К горлу все ближе подступала комоч­ком обида. Вот-вот она сожмет горло, и тогда Алесь не су­меет произнести ни одного слова.

— Ну, а даже,— продолжает Заслонка,— если и пра­вильно, что вы не знали про отца, он все-таки в полиции, в охранке служил?..

— Служил, но...

— Ну, что «но»?.. Это «но» ничего еще не значит. Вы, я на минуточку допускаю, могли и не знать, но отец ведь служил в охранке. Вы по происхождению социально чуж­дый советской школе, значит...

— Но при чем же я? Неужели я должен отвечать за прошлое отца... Я был партийцем, работал...

Председатель поднял глаза на Алеся.

— А ячейка вас исключила?.. Тогда для меня это дело совсем ясное, бесспорное... Нечего и голову ломать. Могу вам в таком случае,