Суоми в огне - Ульяс Карлович Викстрем

Едва Комула успел заказать кофе, как Тимо спросил, наклонившись к нему:

— Слушай-ка, Эту. Ты у нас мужик с головой. Так скажи мне, что же теперь будет? Чем все кончится?

— Ты о чем? — не понял Комула.

— Да обстановка-то накаляется день ото дня.

Тимо Уусмаа любил в разговорах вызывать людей на откровенность.

— Айне трудно что-либо сказать, я только приехал из провинции, — ответил Комула уклончиво.

— Ну, ты-то знаешь. Не притворяйся. Ты все время около ваших вожаков.

— Нет, правда. Пожалуй, дела тебе лучше известны; ты живешь в столице.

Уусмаа ничего не ответил, лишь взглянул на Комулу.

— Слушай, — спросил он снова. — Неужели и у нас дойдет до драки, как в России?

— Не знаю... Вполне возможно. Ведь вся жизнь — борьба.

— Да нет, я имею в виду настоящую, вооруженную борьбу.

— Не обязательно доводить дело до вооруженной борьбы. Это еще будет от многого зависеть.

— От чего, например?

— От того, например, какую позицию займет новый сейм по таким вопросам, как...

Тимо слушал и ждал, что его собеседник скажет дальше. Помешивая кофе, Комула объяснил:

— Во-первых, вопрос о правительстве. Поскольку рабочие имеют в сейме большинство, то само собой разумеется, что правительство должно хотя бы в какой-то мере прислушиваться к мнению трудящихся. Разве могут рабочие без конца мириться с тем, что их вообще не допускают к решению муниципальных дел. Налоги они платят, а распоряжаются всюду богачи, капиталисты. Нет, скандала тут не миновать.

— До скандала уже дошло. Сходи-ка на Сенатскую площадь, услышишь, как там на паперти шумят эти пингвины.

— Уже ходил, слушал.

Тимо молчал, болтая ложкой в пустой чашке. Затем недовольно сказал:

— Да, но ведь новый проект коммунального закона... Он абсолютно нереален.

— Почему?

— Просто нереален и все.

— Вот такое-то отношение и вызывает ожесточение у людей.

Тимо слушал с кислой миной.

Помолчав, Комула продолжал:

— Видишь ли, мы сейчас находимся как бы у парового котла, который вот-вот взорвется. Мы, социалисты, пытаемся предотвратить несчастье, но тут является какой-то безумец и старается помешать нам. Вот и приходится схватиться с этим безумцем...

Тимо достал из кармана карандаш и стал нервно чиркать по скатерти.

— Так вот. Этот закон и явился бы спасительным средством.

Тимо пожал плечами.

— Вы только подогреваете страсти, — сказал он и стал искать глазами официантку.

— Сами вы подогреваете, страсти. Прекрасно зная тяжелое положение рабочего класса, вы урезываете и без того низкую заработную плату...

— Я ничего не урезываю...

— Не ты, а те, за кого ты ратуешь.

— Время теперь такое трудное.

— Дело не во времени, — Комула тоже начал злиться. — Капиталисты для нас — те же унтамо. Вместо хлеба они подсовывают народу камень. Воспользовавшись холодом и бедственным положением народа, спекулируют. Хозяева верфи переводят заказы из Турку в Швецию. Рабочих увольняют. И в довершение ко всему готовят свою гвардию.

— Какую гвардию?

— Да будто ты не знаешь. Я просто диву дался, когда увидел, что делается в сельских местностях. Под видом занятий пожарной дружины проводится настоящая военная подготовка. Только вместо винтовок — палки. И винтовки, конечно, будут, когда понадобятся...

— Конечно...

Тимо усмехнулся. Затем подозвал официантку. И пока девушка подсчитывала, он спросил:

— Скажи, а правда, что Ленин в Финляндии?

Комула изумился.

— Не знаю. Не слышал. — Он и в самом деле не слышал.

Комула поинтересовался, откуда у Тимо такие сведения, но тот не ответил. Расплатившись, Тимо встал. Такой уж это человек: вечно торопится, все озирается по сторонам, в разговоре перескакивает с одного на другое, ничего не договаривая до конца.

— Мне пора, — и, едва кивнув на прощание, Тимо поспешил уйти.

В свое время Комула отказался от блестящей карьеры. Владелец одной из крупнейших газет предложил ему место фельетониста. «Станете признанным политическим обозревателем, фельетоны ваши будут издаваться отдельными сборниками, самого вас изберут в сейм, вы будете получать огромные гонорары», — уговаривал его газетный король.

Комула знал, что означало подобное предложение, и отказался. Отказался от легких денег, но зато сохранил нечто более важное. А Тимо Уусмаа стал заурядным писакой буржуазной прессы. И все же Комула не мог поверить, что Тимо думает так, как пишет. Слишком невероятным казалось ему это.

ВЕЛИКИЙ РУССКИЙ

В тот же вечер Комулу попросили немедленно прийти в партийный комитет. Там ему сказали, что русские товарищи обратились с просьбой предоставить убежище одному руководящему товарищу, который вынужден покинуть Петроград. Товарищ этот находится в Лахти, в местном отделении газеты «Тюёмиес», его нужно вывезти оттуда. Сделать это попросили Комулу: у него удобная квартира на окраине города, на Малми, сам он владеет русским языком.

Когда Комула дал свое согласие, его еще раз строго-настрого предупредили быть максимально осторожным, потому что этот русский — Ленин.

В поезде Комула всю дорогу думал, как надежнее укрыть Ленина. Одна мысль не давала покоя: какой же он из себя, этот вождь русских революционеров, о котором он, Комула, так много слышал? Ленин представлялся ему человеком высокого роста, видной наружности...

И когда ему навстречу поднялся самый обыкновенный, среднего роста человек и, улыбаясь, протянул руку, Комула даже растерялся.

— Что, товарищ Комула, не узнали?

Голос показался знакомым. Ба! Да ведь это же тот Самый русский, с которым он встречался в Хельсинки лет десять назад. Правда, тогда у него была другая фамилия. Так, значит, он, Комула, уже больше десяти лет знаком с Лениным и даже оказал ему некогда небольшую услугу?

Но вспоминать прошлое было некогда. Они стали обсуждать, как лучше организовать переезд: приказ об аресте Ленина сохранял силу и здесь, в Финляндии.

Вечером они сидели в вагоне третьего класса и приближались к Хельсинки. Ленин, устроившись в темном углу, притворился спящим. Комула всю ночь не смыкал глаз, считая станции. «Какое удивительное совпадение», — думал он. Десять лет назад его попросили найти русскую машинистку для одного человека. Тогда Комула не знал даже его настоящего имени...

Все шло хорошо. Рано утром они сошли на станции Тапанила, в нескольких километрах от Хельсинки. Ленин спокойно шел рядом с Комулой с таким видом, словно уже десятки раз бывал на этой станции.

Они на минуту остановились на перроне.

— А теперь куда? — спросил Ленин, улыбаясь.

— Сначала к нам, на Малми.

— Пешком?

— Да, пешком.