Улица Космонавтов - Роман Валерьевич Михайлов

— А, видел его. Руки красные, запекшиеся. У него все нормально. Одна фигня есть. У тебя есть сны, и у этих снов разная география. Они могут быть страшными или приятными, но случаются они в разных местах. Ты можешь путешествовать по местам детства, залезать на крыши, в подвалы, касаться своих кошмаров. А у этого человека все сны начинаются в одном и том же месте — в его же квартире, где он засыпает. Содержание разное, география одна. Вот он руки и грызет.

Мы договорились, что Душман останется до утра на кладбище, поговорит с покойными, попоет им песни, а я вернусь, когда рассветет. И он остался в старой части, в той, где старинные разрушенные каменные ворота. Перед чьей-то могилой, в темноте, он запел грустную песню Шуфутинского «Не пишите мне писем, дорогая графиня» — хорошо, душевно.

А я пошел в ночь.

Приятная женщина средних лет, аккуратная, строгая, садится в кафе, заказывает кофе, пристально смотрит и неторопливо начинает рассказывать.

«Мы шли по дождливому полю. Там, за дальними деревьями, должен был открыться новый чистый воздух, а в нем — место.

— А что там, на месте?

Уже темнело. И в этом легком вечере проявлялся некий уют. Я даже не знала, хочу ли дойти до места, было приятно просто так.»

Это сложные и опасные моменты. Они наступают, не дают никаких пониманий, знаков, лишь только ощущения, а люди затем их вспоминают, ищут возможности вернуться. Один знакомый рассказывал, как сидел однажды на улице, и внезапно почувствовал, что ветер продувает его целиком, каждую частичку, всю внутреннюю ткань, забирается внутрь тела и даже сознания. И он начал принимать всевозможные наркотики, чтобы вернуть это состояние. Он вкалывал в ногу мутную жидкость и приглашал ветер внутрь себя. У него стали темные глаза, худое лицо. Однажды объявил, что научился воспроизводить то состояние, но было ясно, что это не так.

И вот, рядом с этой приятной женщиной появляется уродливый человек, начинает мычать, рыгать, укорять ее:

— Почему ты с таким трепетом рассказываешь про мгновения приятности?

А она настолько погружена в эту приятность, что не замечает ничего. Вокруг могут быть взрывы, воинственные крики, прямая агрессия, а она останется в своей аккуратности.

Многие наши беседы строились на нелепых фантазиях, изображениях смешных ситуаций, не совместимых с реальностью и представлением реакций людей. Типа, выходит человек из магазина — запасся колбасками на вечер, вареными крендельками, наливными-заливными, а на улице другой мир, с «до» и «после» поменянными местами.

Мы с Эдуардусом получили очередную инициацию в символизм, сидя в электричке. Электричка еще оставалась, еще ожидала, как вдруг, буквы на заборах, ведерки у бабулек, окурки на рельсах, взгляды собак, зрачки птиц — все сделалось другим. Детали предстали четкими знаками, увели за собой. Что делать? Бросаться на пол? Прямо в электричке? Или кричать о том, что мы приблизились к ясновидению. Эдуардус душевно хохотал, так как видел все то же. Просто Природа открылась на секунды, показала свою настоящую красоту и сложность, накрыла буквами, погладила нас по лысым черепушкам. Как же было хорошо! После такого и заползаешь, и запрыгаешь, и запищишь. Андрей Белый писал про свою детскую «болезнь чувствительных нервов», про символизм. Вероятно, все больные этой болезнью никогда не становились символистами, ибо таковыми всегда были, являлись. Вот с ними и случается.

После этого события я предложил Эдуардусу начать проект «Опыт». Что в себя включал этот проект, было не очень ясно. Некоторые намеки.

Внимательное отношение к символам, знакам, странным случайным формам, взглядам вокруг, с постоянным записыванием увиденного и дальнейшим анализом.

Записи снов. Предельно детальные и точные.

Попытки синхронизации снов. Что делать, чтобы увидеть один и тот же сон? Медитации.

Все предполагалось делать с максимальной критичностью, чтобы не впасть в простую шизу, не воспринять случайные записи мелом на стенках как сакральный код.

Опыт — это взращивание болезни чувствительных нервов, доведение ее до состояния постоянного зуда, в котором зрение-слух преобразованы.

Есть такое понятие «пролететь над пропастью». Те, кого я видел из пролетевших, приземлились помятыми, с психическими тонкостями. Да, кстати. Перед перелетом еще случается «темная ночь души». Это самая темная ночь. Это отрицание своих старых святынь и идеалов. Человек должен умереть, чтобы воскреснуть. Когда он воскреснет, он сможет лететь. Но долетит ли он… даже помятым — это другой, сложный вопрос.

В принципе, мне казалось, что там далеко до пропасти. Чисто код, знак, текст, и внимательное отношение. Идешь по улице, ветер обдувает твою лысую голову, идешь и повторяешь: «внимательное отношение к тексту, внимательное отношение к тексту, к природе, к взаимоотношениям».

30. Сны Эдуардуса.

Бабушка учила, что не надо лезть в чужие семейные дела, рассказывала старые истории. Придет соседка, вся в слезах, мол, подпиши заявление в милицию как свидетель, мол, жизни муж не дает, пьет, бьет, пусть заберут. Пожалеешь, подпишешь, а на следующий день они помирятся, а ты виноватым останешься, что его по ментовкам таскать будут. Сегодня они вопят друг на друга, хрусталем из секций кидаются, а завтра воркуют, обнимаются, наглядеться не могут.

Я рассказал бабушке про тень Чуки, будто Чука появляется не сразу, сначала — его тень, а он — дальше, одинокий, худой. У него не улыбка, а оскал — нервный и страшный. Попросил бабушку, когда буду есть на кухне суп, молча прийти, засунуть в суп палец, будто для проверки его температуры, вынуть палец и выйти из кухни. Она сначала не хотела так делать, просила объяснить, зачем, но потом я ее убедил, что так нужно.

Когда мы стояли с бабушкой в коридоре, показалось, что тень Чуки идет к нам, сквозь ночную темноту и фонари.

— И что будем делать, если он сейчас бежит к нам? Сквозь улицы, подъезды, кусты, машины.

— Хм…

Интересно сидеть дома и прятаться в ванне от тени Чуки, которая бежит по окрестным дворам.

— А-а-а-а-а. Тень уже здесь. Уже под балконом. Эдуардус однажды сказал, что не слушает музыку мертвых.

— Как?? Вообще не слушаешь? Типа умер композитор — Моцарт, Бах, Вагнер, и все?

— Надо сначала понять музыку живых.

Эдуардус протянул мне две тетрадки. Старые записи снов, осознаний, карты сновидений, знаки. Карта сновидений Эдуардуса:

В центре работа (бар). Дальше — по