Венок ангелов - Гертруд фон Лефорт

– Да, прекрасно… – произнес он медленно. – Хотя главное заключается вовсе не в прекрасном. Но речь во всяком случае идет о красоте, которая, как я вам уже говорил, для одного существует, для другого же – нет.

– Если она существует для одного, значит, она существует и для другого! – возразила я, в свою очередь удивившись.

Лицо его опять стало властным.

– Позвольте, дитя мое, – сказал он, – ваша логика мне не совсем понятна. Потрудитесь объяснить, что вы имеете в виду. (Ах, для декана я не была умным Зеркальцем, как для Энцио, – это я уже заметила! Но мое зеркальце, как мне казалось, было в полном порядке.)

– Я имею в виду слова святого Иоанна Златоуста: «Муж и жена – не два человека, но един дух, едина плоть». Разве это не означает, что они все делят друг с другом?

– Это означает, что они должны делить все друг с другом, – поправил он меня. – Но в вашем случае они ничего не делят – они не могут ничего делить друг с другом, слова святого Иоанна Златоуста как раз доказывают, что брак между верующим и неверующим – это абсурд: они никогда не сольются в одно целое, их всегда будет двое, их разделяет отношение к браку как к таинству.

Он опять произнес это таким тоном, будто хотел выбить у меня почву из-под ног, в то время как я все тверже стояла на ногах!

– Ваше преподобие, скажите мне только одно: речь идет лишь об отношении к браку как к таинству или и в самом деле о таинстве? – спросила я. – Я имею в виду: является ли брак таинством, даже если супруги не знают об этом или не признают его таковым?

– Разумеется, брак не перестает от этого быть таинством, ибо он есть таинство, – ответил декан с некоторым недовольством, – при условии, что он законен. Этого еще не хватало – чтобы отрицание истины могло изменить истину! – В лице его опять появилось что-то воинственное. – Можно превратно истолковать суть брака или осквернить его, как любую святыню, но его нельзя лишить святости. Это касается каждого крещеного – будь он верующий или вероотступник. Однако вы все время улыбаетесь, дитя мое, – вдруг прервал он себя, – между тем как обсуждаемый нами предмет в высшей степени серьезен.

Я и сама почувствовала, что лицо мое опять вспыхнуло от радости. Ах, в этой беседе все повторялось вновь и вновь: все предостережения только усиливали мою уверенность! Мне казалось, что я только теперь до конца поняла слова отца Анжело, переданные мне Жаннет: «Напишите ей, чтобы она со спокойной душой положилась на таинство».

– Но тогда… – пролепетала я, вся дрожа от счастья, – тогда брак – это таинство, которого может приобщиться и неверующий! Единственное, последнее! Значит, для всех, кого мы считаем лишенными Благодати, он – единственная возможность обрести Благодать!

Меня переполняло поистине головокружительное чувство триумфа, когда я вдруг сделала этот вывод, мне он показался неопровержимым. И в самом деле, я не услышала возражений, у меня лишь сложилось впечатление, что декану он не по душе. Но меня это совершенно не волновало.

– О, как щедра, как великодушна Церковь, если она дарует Милость в одном из своих таинств даже заблудшим, совершенно чуждым ей безбожникам!.. – продолжала я в своем хмельном восторге.

– Ее дарует не Церковь, – возразил он, – сами супруги даруют ее друг другу. Церковь лишь благословляет это их решение. Иными словами: вы через таинство брака даруете Милость вашему супругу, а он дарует ее вам.

– Я… я… – лепетала я, растроганная до глубины души. – Я могу даровать своему жениху Милость – я ему, а он мне!..

Я больше не могла произнести ни слова – теперь мне вдруг открылась последняя истина: любовь, которая казалась мне единственной нитью, связующей богоотступника с Богом, заключала в себе и единственную форму Благодати, которая была еще доступна для него и которую он даже мог подарить другому! Слезы хлынули у меня из глаз, и я даже не пыталась их сдержать.

Декан растерянно смотрел на меня.

– Дитя мое, для слез тут так же мало причин, как и для веселья, – произнес он наконец полуутешительно-полусмущенно.

– Ах, простите меня, ваше преподобие!.. – всхлипывала я. – Я плачу от радости, которую произвели на меня ваши слова, я сейчас перестану… – И я принялась утирать слезы платочком.

Он терпеливо ждал, не произнося ни слова. Только кресло его изредка тихо поскрипывало под грузным телом, когда он шевелился. Мне кажется, в эти минуты он напряженно думал обо мне. Когда я успокоилась, лицо его выражало необыкновенную сосредоточенность и добросовестность.

– Вы для меня явление редкое, дитя мое, – начал он доброжелательно. – Судя по всему, вам действительно небезразлична религиозная сторона дела, не думайте, что я не понимаю этого. Ваш случай очень отличается от других подобных ситуаций. Однако не будем обольщаться насчет грозящих вам опасностей. Вашему жениху брак нужен вовсе не как таинство; еще меньше он думает о том, чтобы даровать вам Милость через таинство. Потребность в святости брака останется лишь вашим уделом, поэтому вам не стоит полагаться только на свои собственные силы!

– Я и не полагаюсь на свои силы, я полагаюсь лишь на силу таинства, – ответила я, улыбаясь сквозь слезы. – И разве уже сама по себе любовь не является неосознанной потребностью в Благодати? (В эту минуту я вспомнила удивительное выражение на лице Энцио тогда, на лестнице, и подумала о молодом рыцаре на старинном святом образе, которого он мне в последнее время так часто напоминал.)

Декан спросил, не принадлежат ли и эти слова отцу Анжело.

Я ответила:

– Нет, я поняла это благодаря моему жениху.

– Что вы поняли благодаря ему? – продолжал он допытываться; лицо его при этом вдруг вновь приняло властное выражение. – Что ваш жених испытывает потребность в Благодати? Насколько я вас понял, он не верит в Бога.

Я почувствовала, что опять краснею.

– Я поняла, что любовь связывает с Богом и тогда, когда всякая другая связь с Ним уже прервана, – ответила я.

Он покачал головой.

– Любовь, любовь… – произнес он не то растроганно, не то укоризненно. – Любовь бывает разная, дитя мое. Например, любовь вашего жениха, судя по всему, – это иллюзия вашей объятой напряженным ожиданием души, ибо она не позволяет вам разглядеть всю серьезность положения и отнимает у вас силу для энергичного сопротивления. Мне кажется, вы и без того не очень-то годитесь на роль борца. Ведь вы же, вероятно, по меньшей мере очень впечатлительны, не так ли?

Я честно призналась, что все меня всегда считали таковой.

– Хорошо, – сказал он. – Стало быть, нам следует быть вдвойне осторожными. Ибо, видите ли, брак, хотя и является уже по природе своей мистерией, однако обретение неверующим Благодати через таинство в христианском смысле мы представляем себе только как излияние на него Благодати верующего супруга – по принципу сообщающихся сосудов. Но ведь передаваться от одного к другому может не только Благодать! – И тут он странным образом в точности повторил мысль, высказанную мне Энцио. – Вы сами несколько минут назад привели слова святого Иоанна Златоуста о том, что муж и жена суть одно существо; отсюда неизбежно следует вывод о едином, общем достоянии во всем. Так же как ваш жених через вас приобщится к миру Благодати, так же и вам суждено приобщиться к его миру – миру безбожия. А мир этот необычайно могуществен, успех почти всегда на его стороне. Данный опыт составляет одну из самых болезненных сторон жизни священника.