Как делаются... - Андрей Александрович Пирогов

— Мужчины не бывают черными или белыми. Они бывают либо мужчинами, либо нет.

— Вай! — раздалось слева. Доброму я нравилась всё сильнее. Как его зовут? Сказали же вначале, но я от страха никого, кроме Казбека, не запомнила. А вот и он:

— Нэ тэбэ об этом гаварыть, — и добавил на своем одно слово, какое — я поняла.

— Ошибаешься. Я не проститутка, я другая.

— Какая дыругая? — в его презрении уже проступала фальшь.

Из-под ресниц я глянула на главного: в нем тоже читался интерес.

— Какая? — переспросила я.

Петюня домазал бутерброд и положил его мне на тарелку. Двинуться с места я боялась: задернется юбка, они снова уставятся на мои ноги.

— Спасибо, голубчик! — и Петюня снес это халдейское, снес — молча!

Водка окончательно разошлась по телу, мозг стал ясным, поумнел, как написала я когда-то в одной своей песне. Однако с Казбеком придется разбираться до конца.

— Про меня — потом, — я улыбнулась изо всех сил загадочно. — Хочешь лучше, я расскажу тебе — про тебя?

— Что-о? — все трое разом вскинули головы.

Нежданно помог Петюня; он, кажется, струсил, а может просто опьянел.

— Да, Казбек, Таня такая, она может.

— Малчы. Налэй всэм. — Он уставился на меня в упор, не на колени уже, в глаза: — Гавары.

Бутылка почти совсем опустела.

— Сейчас, — ответила я.

Добрый снова заговорил что-то на своем Казбеку — непонятно, быстро и горячо; тот выслушал и ответил коротко. Главный продолжал молчать. Повезло, — мелькнула мысль, — всё-таки повезло мне, не отморозки. Надо заставить их говорить дальше; теперь всё зависит от меня — ну, Татьяна?!

Я вскинула руку, заставив Петюню перегнуться через стол, приняла рюмку, медленно повела глазами справа налево, усмехнулась и молча выпила. «А больше нельзя, — мелькнула мысль из серии отстраненных, — а больше мне пить нельзя».

И повернулась к Казбеку.

— Про тебя? А не боишься? Я же скажу всё?

Он усмехнулся, но в улыбке его уже не было превосходства. От водки ли, от отпустившего ли страха, но я увидела: он готов испугаться! Сероглазых русских ведьм он явно раньше не видел.

Петюня тихо опустился на стульчик.

Главный молчал.

Все ждали.

Я сконцентрировалась на вражьей переносице и заговорила:

— Ты рос в семье один, ни братьев, ни сестер у тебя нет. В детстве тебя обижали в школе, били, и потому ты начал заниматься чем-то, наверное, карате. Издеваться перестали, но ты уже почувствовал вкус мести, разозлился.

По его расширяющимся глазам я поняла: в точку. Тут же пришло окончание:

— А недавно ты хотел жениться — и получил отказ.

Его словно ударили по щеке.

— Откуда? — раздался хрип. — Отыкуда ты знаишь?!

Он на мгновение замер и начал разворачиваться к Пете.

— Казбек, нет! — завопил петушок. — Я ничего не говорил ей, Казбек, клянусь! Ничего! Она — ведьма, я предупреждал!

Казбек снова посмотрел на меня:

— Отыкуда?

Но страх из меня испарился.

— Вижу. Я умею читать по лицам.

И тут заговорил главный:

— А про меня ты рассказать можешь?

Снова замолчали все: и перетрусивший Петюня, и поверивший уже добрый, и готовый поверить Казбек. Я посмотрела главному в глаза и ответила, не моргнув:

— Могу.

* * *

Когда рисуешь или лепишь, невольно вглядываешься в лица, без усилий или с ними, но вглядываешься, выискиваешь мельчайшие черты. Не всегда удается отразить их, но научаешься чувствовать. Я вообще не очень доверяю словам, главного в них не найдешь. «90 % информации передается от человека к человеку невербальным путем», — услышала я когда-то. Расшифровала потом в словаре: «вербальный» — словесный.

Я еще много чего когда-то услышала и запомнила, можете поверить.

* * *

Боковое зрение донесло: у Петюни от изумления отвисла губа. Скоро и твоя очередь, Петрушка, потерпи.

То, что происходило со мной, словами не выразить.

Я впилась главному в глаза и заговорила, опять медленно, опять с расстановкой, покачивая головою, давая волосам время от времени закрывать лицо.

— С тобою сложнее, про семью не скажу ничего. Скажу про тебя: ты — сильный, ты — главный, здесь тебе подчиняются, тебя слушают. Ты уверен в себе, ты многого достиг, но и у тебя внутри сидит боль: недавно ты кого-то потерял, кого-то близкого и дорогого.

Он не отшатнулся и не вздрогнул, лишь короткая неуловимая судорога пробежала по его лицу. Добрый сбоку пробормотал что-то, и я на той же волне, не думая, сказала ему: — Не бойся. Если не хочешь, про тебя я ничего не скажу.

Я показалась себе ведьмой, какой-то действительно купринской Олесей.

Я ничего не могла объяснить себе: всё сказанное пришло наитием свыше.

* * *

Поднималась с тахты я тоже медленно, прижимая юбку к бедрам кистями. Победа моя была еще хрупкой, она еще, собственно, не наступила, но я уже поверила в нее.

Добрый сбоку без звука пододвинулся, выпуская меня из-за стола.

— Спасибо, — я улыбнулась ему, а он мне не решился.

Остановилась я с другой стороны стола, у Петюни; он вздрогнул и напрягся.

Я усмехнулась.

— А теперь я расскажу вам про этого мальчика.

Казбек всё так же смотрел на меня; добрый и главный одновременно глянули на Петюню.

Я откашлялась и взяла со стола, сама не знаю, зачем, бутылку «Абсолюта». Петушку приходилось смотреть на меня снизу вверх, я же обращалась исключительно к главному.

— Полгода назад этот мальчишечка хотел купить меня, да не удалось. Он, наверное, привык к живому товару, а тут случился облом. Рядом оказались настоящие мужчины — он струсил и удрал. А сегодня решил отквитаться.

Я чуть-чуть наклонилась и заглянула Петюне в глаза:

— Так, Петенька?

Он попытался сохранить лицо, попытался насупиться и забормотать:

— Ты… Ты…

— Я, Петенька, я — не помнишь?!.. Ща посчитаемся, милый… — и я наклонила над ним бутылку.

Водка полилась сверху, он тряхнул головой, отстранился, вскинулся, замахнувшись, но одним тычком в грудь Казбек усадил его на место. И осел петушок мокрой курицей — тихий-тихий.

Меня затрясло.

Еще немножко и я не выдержу этого безумного спектакля.

— Кто проводит меня домой?

Я их всё-таки заворожила, они подчинились мне как подданные королеве. Дернулся Казбек, но его опередил главный:

— Я.

В прихожей он подал мне плащ. Держалась я из последних сил.

Он потрогал замок и крикнул в комнату:

— Пётр! Ключи!

На Петюню я больше не посмотрела.

Дверь открылась, мы вышли на площадку, сначала главный, потом я.

Дверь за мной затворилась бесшумно.

* * *

— Петя сказал, что приведет девчонок повеселиться…

Он пришел в себя, но не до конца, уверенность