У смерти твоё имя - Диана Аркадная

в подогнанную ко входу машину, девушка чувствует на себе чужое внимание, но на этот раз оно не несет в себе ни тревожности, ни неизвестности. Она знает: Тимур наблюдает за ней из своего окна. Юноша скрывается из видимости, когда Сабина смотрит в его сторону, но она все равно успевает заметить белое в утренней бледности лицо, обрамленное темными прядями волос. Сейчас он похож на призрака, оберегающего дом от непрошеных гостей.

Дорогу в город скрашивают оживленные рассказы Чиркена. Из них двоих он больше любит говорить, возможно, время, проведенное рядом с неразговорчивым, в общем-то, сыном, заставило его скучать по живому общению. Правда, Сабина не может назвать себя равным ему собеседником, но кажется, что мужчине довольно и того, что она его слушает и время от времени спрашивает о чем-то или делится впечатлением.

Когда перелесок начинает сменяться городской застройкой, Чиркен заводит разговор о планах на день и отдельно добавляет:

– У меня на сегодня не так много дел. Я оставлю тебя в больнице и разделаюсь с одним из них, потом вернусь за тобой и отвезу в Следственный комитет, а сам уеду по оставшимся вопросам.

– Хорошо. – Девушка думает о предстоящем визите в больницу, и кожа на ее шее тут же начинает зудеть. Под нею будто шатко перекатываются гибкими телами змеи и пытаются вытолкнуть друг друга, прорвать тонкий покров из плоти, вывалиться наружу шершавым клубком. Она неловко трет место чуть выше ключицы, но дискомфорт только нарастает.

Будь она одна, то подумала бы заехать к Любови Григорьевне, но обременять Чиркена дополнительными хлопотами все же не хотелось,

Они больше ни о чем не говорят, но внутри Сабины кипят мысли, невнятные обрывки эмоций, которым нельзя подобрать название. Девушка чувствует смятение и от предстоящей встречи с матерью, и от противоречивых размышлений о мужчине рядом с собой.

Не доезжая до больницы, они останавливаются у супермаркета. Чиркен просит Сабину подождать и отсутствует около четверти часа. По возвращении он передает ей большой пакет, в который она, не понимая сути происходящего, заглядывает.

Внутри две упаковки разного сыра, несколько плиток горького шоколада, большая пачка сгущенки, сетка с апельсинами, банки с тушенкой и консервированным тунцом, пара пакетов с конфетами и пряниками.

– Передашь маме, – объясняет мужчина в ответ на вопросительный взгляд девушки.

– Это не много? – Она неловко прижимает пакет к животу, стараясь уместить его удобнее. Она не уверена, как относиться к проявленной ее спутником предусмотрительности.

– Все в рамках разрешенного. – Должно быть, Чиркен замечает стесненность девушки, поскольку тон его тут же становится участливым. – Передача продуктов – распространенная практика при визите к заключенным.

Он поясняет все так, словно допускает, что Сабине это может быть неизвестно, и она чувствует признательность. Даже в раннем детстве ей было порой сложно уловить принятые правила поведения и понимать контексты, а годы в приюте только усугубили этот разрыв между тем, что считалось само собой разумеющимся для других, и тем, что знала она сама.

Чиркен высаживает ее у больничного КПП, напоследок одаряет ободряющей улыбкой и желает удачи.

«ПБСТИН им. В. В. Усладова» – значится на металлической табличке при входе. Само здание больницы из потемневшего от времени кирпича почти не видно из-за высокого укрепленного забора. Под козырьком пропускного пункта размещены две камеры, одна из которых разбита. Внутри охранник внимательно изучает ее документы и сверяется с бумажным регистрационным журналом, прежде чем разблокировать входной турникет. На крыльце с внутренней стороны стоит еще один охранник, прикуривающий сигарету, когда Сабина проходит мимо него. Он окидывает ее взглядом с головы до ног и теряет всякий интерес.

Девушка, не доходя до входа, останавливается под могучим кленом, возле которого примостилась кованая скамья. Пакет с продуктами, врученный ей Чиркеном, становится вдруг невыносимо тяжелым, и она ставит его на землю, грузно опускаясь на скамью. Подперев лоб руками, Сабина некоторое время сидит, согнувшись и считая про себя на каждый вдох и выдох. Она чувствует слабость, сковавшую конечности, и тянущую пустоту в груди. Хочется бросить все и самой броситься прочь.

Там ее и находит Гавришкин. Он понимающе смотрит на отнявшую ладони от лица девушку и после приветствия, не говоря лишних слов, одной рукой подхватывает пакет, а другой машет, приглашая Сабину следовать за ним.

Она идет за ним как потерянный ребенок, не раздумывая над направлением и целью. Не все ли равно, если конечной точкой становится человек, от которого вовсе не здравый смысл, а что-то потаенное глубоко внутри требует бежать?

* * *

В комнате для свиданий Сабина оказывается впервые. Прежде она посещала больницу лишь единожды, для знакомства с Гавришкиным, после чего поддерживала с ним связь по редким телефонным звонкам, инициатором которых всегда был сам врач. С матерью девушка тогда встретиться оказалась не готова.

Комната производит на нее давящее впечатление. Голые деревянные полы, грубо покрашенные коричневой краской, одно-единственное окно, под которым спряталась крошечная батарея, белые отштукатуренные стены, такая же белая люстра с единственным пластиковым плафоном. Разбивая комнату пополам, от правой стены тянется перегородка до потолка с большим прозрачным стеклом, по обе стороны которой разместились два стула с красной тканевой обивкой. Еще один стул стоит перпендикулярно перегородке, и девушка догадывается, что он предназначен для наблюдателя. Она усаживается спиной к двери напротив окна и сжимает в кулаках ткань теплого сарафана, который на ней надет. Дыхание то и дело сбивается на учащенный темп, сердце бьет грудную клетку изнутри, как медный колокол, звон которого гудением разносится по всему телу. Чувство нереальности накатывает волнами, за которыми следует тошнота.

– А вот и мы! – Нарочито бодрое восклицание раздается от входной двери, и Сабина слышит, как в комнату заходят двое.

Она не поворачивается, только опускает голову ниже. Звук слабых, чуть шаркающих шагов, совсем отличных от уверенной поступи Гавришкина, разбивает что-то внутри нее, и осколки разбитого впиваются в глаза, горло, медленно проводят острием по легким, вызывая потуги надсадного кашля.

«Какая мука», – почти в беспамятстве думает девушка. Взгляд ее становится больным, когда она пытается поднять его на усаженную по другую сторону перегородки женщину. Свет, падающий от окна, слепит Сабину, не дает увидеть даже силуэт чужого тела, и она скорее закрывает веки, не способная выносить даже лишнее мгновение боли.

– Видите, Марина, с вашей дочерью все хорошо. – Видя, что гостья не в состоянии говорить, инициативу перехватывает Алексей Петрович. – Жива, здорова, замечательно выглядит.

Сабина физически чувствует на себе взгляд женщины напротив, он давит, уничтожает ее, как пресс – казавшуюся незыблемой горную породу. Голова кружится, девушка почти не чувствует рук.