Разбирая огонь - Александр Уланов

отсылающее к другому и не равное себе, множащее и отражающее: «каждая частица зеркало, в котором собрано моё (его/её) тело, вспыхивающее безразличием…»

— и множественные виды (кажется, что в калейдоскопе невозможно выделить, что является отражением чего) проживаются, а не проигрываются?

— в постмодернизме зеркало воспринимается как симулякр, у Драгомощенко (и Бланшо) отражения и множественность — единственный способ смотреть и говорить

— у Драгомощенко любовь «расслаивает палимпсест тел» — не соединяет, а разъединяет, придает лицо, выделяет из общей слитности

— разделение не только в не-касании, хотя и в нём, но и в касании — которое всегда другого, палец не может коснуться себя

— хаосом разговора приучили малину, болезнь чуть ближе и чуть дальше мне кажется

— как почка и палец? думаешь, что холод и кипяток тебе друзья, а они не всегда

— кипяток и холод как будто расположены, но между ними неосторожность. Сегодня не смотрю, почка неплохо, работаю, сегодня около 9.30 без бака. Статья сейчас совсем разворошенная, не знаю, отправлять ли тебе

— приходить разбирать развалины?

— кем развалено, тому и собирать

— птица летит к птице, гибкость кружит(ся), возвращая(сь)

— слова исто(щ/ч)ают усталость ночи

— приближаются ли слова (за) усталостью?

— вытянувшись, в порядке?

— прилетали три серые птицы? почка думает о тебе?

— между столом и утром почка пока привыкает быть водою ко мне

— почке пора тебе листом, цветком, веткой сна

— грибные споры и соревнования подножек

— грибные споры — съедобен ли гриб? И чей он?

— есть нервные окончания — когда что-то оканчивается нервно

— коридоры коры для ветра

— крашу темени ржавый выступ, белый волос в дорогу

— еду в пустоте с кусочком твоего сна

— праздник драконьих лодок! Если поменять билет и остаться до послезавтра?

— у меня командировка! Лодки обычно в мае, это так сдвинулось

— считанные с интернета свадебные пожаления — почётная нотариальная регистрация дыры в собственном заборе со сбором подписей всех пострадавших

— хор удивленных своей синхронностью гвоздей

— гвозди, забившие сами себя, причем криво

— Гранд Каньон — большая пушка. Можно ли спуститься в пушку?

— можно — если не бояться вылететь

— пушка огромна — вылетая почти в туман

— каньон спокоен — внутренний уровень перистых облаков — немного цветёт? рыжеют сороконожки. Тонким сном у

— высушенный лист сбегает с(пел/леп)ой мышью вывветривания — на белых стенах пушечного ствола как будто маленькие норы. Затон из красного бисера на переднем плане воды

— в одном учебном плане на предмет минус 16 часов самостоятельной работы студента (так по сумме часов выходит). Это разрушение чего-то? забывание? студент заставляет кого-то работать? Ночь лететь — уже третья без сна — без твоей тренировки не получилось бы

— не успевая поворачивать сон в твою сторону — засыпающей рукой опускаю книги

— стороны света свисающими занавесками запутаться. Боюсь за твой сон, не убежал бы за моим. Сон — ещё единица измерения события. Во встрече с тобой больше снов, чем с Большим Оврагом

— в четыре утра сильная звуковая трещина в районе шкафа, зашатались кресло и шкаф, после неё получилось уснуть, жду в длину рыбы

— уезжаю около четвертого, пока без билета, хочу погулять и найти мёд

— мёд на овраге. Из института на тринадцатом трамвае за тобой

— бамбуковые стрелы перепончатой пустоты коленчатый перебор имён подстрочных к шагу

— спящими сверчками, двадцать шестой буквой У в сонетах к Орфею, самой западной тенью

— пересечённым выбросом из седла пере(в)падения

— кажется, они решили довести до предела идеи Драгомощенко, что «вещи сами превращаются в те самые связи, они не являются никакой сущностью, а только возможностью соединения одной связи/сущности с другой», и писать не словами и предметами, а чистыми отношениями. Что опасно чистой абстракцией

— Франкфурт большой, знаешь, куда бежать, удаляясь?

— два часа пересадка, стоим, никак не могут отмыть от снега

— волосяной узостью дивана, вращением пола к завтра тебе сон на кончиках фонарей

— променяв десять квадратных метров в самом латинском центре в месте Декарта на восемнадцать под боком у Дидро, под паром

— медленным чаем букв поверх дыма

— с зубным набором, в пуху танца, знакомлюсь с немцами. Дом еле справляется с задумчивостью ручных изгибов и встречными арками, бежим все вместе

— твоя квартира светла и обеспокоена. Оставив веретёна ожидания, фотоаппарат и два мешка с одеждой, надеюсь, что не сильно помешают. Попрошу забрать книги, живущие у меня, твои и некоторые мои

— с твоими взглядами, один оставлю в комнате, второй отнесу на кухню. В скорлупу морского ежа и в резной шар растения, который потом тебе, посмотрим, останется ли там голос

— мокрыми ветками ночи голос, сжатый во влажном кулаке чабрец, неспящим сердцем и высокой головой, твои ключи между сухо-красных солнечных сплетений

— кажется, что в твоей сжатой ладони может закипеть чай. Стопками книг пить твоё отсутствие, постараюсь забрать сегодня же, пока не остыло. Солнечные сплетения у тебя и в винограде

— тетрадь — выдержать тепло кастрюли, шатание стола. Длина пути к находящемуся за спиной. Поселили под трубами фабрики по переработке отходов, уверяют, что не дым, а пар, поскольку почти белый, и безопасный. Три с лишним квадратных метра кровати, ноль пять квадратных метров сковородки, балкон, ветер, паук, запад (вектор солнца считает горизонтальные перекладины балконной решётки — кому вертикальные?)

— сыплется солнце

— твои маленькие прямоугольники чуткого водопоя ломаными разрывами дальше

— изучение Бланшо требует большого отдыха? или смещает время (лето в осень)? и явно просится в ночь. Языки кажутся гибкими сталагмитами, и ты меж них

— дождь всё утро смывает ночь, после трёх просыпается солнце, крыши домов начинают сплетничать. Языки не только гибкие, но и скользкие, несовпадающие

— кучи листьев о тебе. Между совпадающих языков не протиснуться — между скользкими проскользнуть. Встреча кажется медленной — быстро подойти, но встать

— прыгнуть в ответ с противоположного берега: морская ящерица по глиняной кромке воды бежит на помощь Горгоне. Аппендикс для конного хвоста подобен акватическим птицам, чьё направление бега не сломит змеиного полушария ручки кувшина, маленькая птица сопровождает большую в изъяне плеч. В руке вьётся сквозь марлю горечь гороха

— кажется, что снег уже пришел, это он притворяется асфальтом, пробует и привыкает, чтобы залечь на всю зиму

— нападение праздника начинается с пустынных солнечных улиц, закрытых дверей и радующей неопределённости встречных лиц, не спешащих принимать выражение. Не веря до закрытых дверей библиотек, день перемирия 1918 года. Бросай, пожалуйста, хотя бы что-нибудь из работы, не выберешься! На охоту за пеликаном

— пеликан похож на птеродактиля — углами, бесхвостой шеей, огромным всплеском вертикального входа в воду. Вслед за ним никого не поймаешь — всех выгребет

— длинные