Дождливое лето (сборник) - Станислав Кононович Славич

угодно. Вот один — из наиболее мне близких, поскольку я, как вы знаете, работаю в некоем околонаучном журнале: сначала мы полностью отвергаем кибернетику как буржуазную лженауку, а потом хватаемся за нее, как за палочку-выручалочку. А она ни то, ни другое — ни порождение зла, ни панацея от всех неурядиц. Она просто инструмент мыслящего человека. К ней нужно относиться с вниманием, но спокойно. Если на завод вовремя не поступают комплектующие детали, то никакая автоматизированная система управления не поможет… А вот местный пример. Лет двадцать назад ударили во все колокола: превратим Крым в область сплошных садов, виноградников и парков. Директивное указание. Вроде бы хорошо? А хорошего получилось мало. Уже спустя несколько лет пришлось выкорчевывать десятки тысяч гектаров новых виноградников. Почему? Тут нужен отдельный разговор. Но это значит, что на ветер пустили десятки миллионов рублей. И если бы только это!.. А теперь, похоже, на подходе новая кампания — по застройке Южного берега и даже всего побережья. Проекты готовы, мощности растут — и уже теснят сады, виноградники, парки…

— И что же?

Помолчав, Пастухов сказал:

— Не знаю.

— Горячность-то, наверное, неспроста…

Это было сказано так, словно она старше Пастухова и годами, и опытом, и положением. Бог с ней. К этому было не привыкать. Спасибо, что не упрекнула, не попеняла, а просто отметила…

— Горячность! Вот я говорил: прощание с молодостью. Полусерьезно, полушутя, но больше все-таки всерьез. Потом подумал, что услышь я сам от кого-нибудь такое, тут же решил бы: какой кокет!.. В самом деле — ожидание, почти выпрашивание ответа: ну что вы, мол, — какое прощание! Рано вам еще прощаться…

— Зоя, если помните, так и сказала.

Пастухов помнил и это, и то, как снисходительно улыбнулась тогда сама Дама Треф.

— А между тем — пора. Рано или поздно с молодостью приходится прощаться каждому. А сейчас думаю: не пришло ли время сделать это всему человечеству? И если вернуться к нашему разговору, то где же, как не здесь, в Крыму, уместнее всего поразмыслить об этом?..

— Вот даже как…

Было ли в этом несогласие? Или недоверие к громким словам? В Ванечке оно раздражало, а сейчас странным образом казалось, что так и должно быть.

Елизавета Степановна сказала:

— Это пожелания и надежды, а бороться — нельзя?

Он ответил:

— Нужно.

9

— Есть будешь? — спросила мама. Я кивнул, и мы пошли на кухню.

Судя по всему, мама вернулась недавно.

— Трудное дежурство?

— Я же теперь не в хирургии… — ответила она, а я, честно говоря, и не знал. — Думала, ты раньше приедешь. Записку оставила…

О том, что я приеду именно сегодня, мы не договаривались, но на всякий случай я сказал, что не было машины.

— Ты что же — пешком? — встревоженно спросила она, и я заметил, что глаза ее потеплели. Впрочем, они остались такими же и когда я сказал о Ванечке и его мотоцикле.

— Ничего, на кладбище сходим завтра.

И тут я наконец понял и ее слова, и то, что на комоде под портретом отца стояли цветы. Отец! Он умер в такое же необычное для нас дождливое лето. Упрекай после этого других в короткой памяти…

Собирая на стол, мама спросила:

— Лизу позвать?

Вот даже как… Даму Треф здесь зовут Лизой. Очевидно, мама слышала мой голос из той комнаты. Пожал плечами, потом сказал:

— Может, посидим вдвоем? — И понял, что это было правильно.

Сама она почти не ела. Сидела напротив и молча смотрела на меня. Когда я поглядывал на нее, едва приметно и как-то отстраненно улыбалась краешками губ. То ли подбадривала, то ли успокаивала.

— Геннадий, значит, так и не приедет?..

Впрямую о моих семейных делах она не расспрашивала, только так вот обиняками, путем наводящих полувопросов. Внука, моего сына, называла полным именем.

Я промолчал, потому что уже раньше говорил: нет, не приедет.

— А сам ты его часто видишь?

Важный вопрос, который сразу должен прояснить положение. Но я опять пожал плечами. А что скажешь? Реже, чем мне хотелось бы, однако чаще, чем того хочет моя бывшая жена. Мама вздохнула. Она до сих пор не может понять, как это люди, имея детей, расходятся. Я и сам не могу понять, но вот тоже развелся. Впрочем, мог бы кое-что объяснить, рискуя, правда, при этом выглядеть не лучшим образом.

Веских причин для разрыва, в сущности, не было. Просто стали до невозможности, до вульгарных препирательств и скандалов раздражать друг друга. Наш развод, как это ни парадоксально звучит, оказался результатом положительных перемен в жизни общества: нет проблемы выживания, появилась бо́льшая обеспеченность и, так сказать, е с т ь  к у д а  д е в а т ь с я. Моя бывшая жена Светлана (она любит, чтобы ее называли Ланой), например, пока суд да дело (ожидались отклики на объявление о размене квартиры), ушла к своим родителям, еще не старым, работающим, вполне устроенным, довольно симпатичным и оборотистым, кстати говоря, людям. В свое время на замужестве дочери они провернули дельце: поскольку семья увеличилась, стали в очередь на трехкомнатную казенную квартиру и одновременно сумели всунуть дочь с зятем (то есть нас с Ланой) в кооператив.

Да на кой черт милой Лане нужен был я со своим занудством и протиранием штанов!.. Ей просто надо было «сбегать замуж», чтобы потом не испытывать никаких комплексов. Понимаю, что, говоря это, я далеко не во всем справедлив, что существует другая — ее — версия, но главное: нам — мне и моей бывшей — вообще не следовало встречаться. Хотя, впрочем (вот именно — «впрочем»), была же когда-то любовь или подобие любви…

У нее все подчинялось внезапным озарениям. «Мы сегодня идем на концерт в телестудию Останкино…» И попробуй не пойти! То, что я целую неделю перед тем старательно выгораживал, выкраивал этот субботний вечер, чтобы посидеть наконец над своей рукописью, попросту не имело значения. Все отходило на задний план перед тем, что откуда-то свалился шальной билет и появилась возможность повертеться в этой студии, увидеть живого Кобзона или душку Лещенко, а может, и самой мелькнуть среди зрителей на экране.

Конечно, это не причина для развода, но из таких мелочей складывалась жизнь. И ведь по натуре своей не зла. Неукротимый, вздорный характер, а по отношению ко мне последнее время проглядывала просто агрессивность. На работе — серенькая мышка, зато дома разворачивалась вовсю.

Да вот самый последний случай, уже после того как давным-давно разошлись. У меня билет лежал на послезавтра до Симферополя, когда вдруг позвонила она. У нее все и всегда — вдруг и, как правило, некстати. Есть такая категория людей: звонят, когда все сидят за