Приключения Джека Баллистера. Отто Серебряная Рука - Говард Пайл

домой, закончив образование. Дред сказал, что второй помощник капитана захваченного судна, которому угрожал Черная Борода, сказал пиратам, что у молодого джентльмена имеется сундук с деньгами и векселя ювелиров. Услышав это, Черная Борода и двое или трое пиратов побежали на корму в каюту, но обнаружили, что молодой джентльмен заперся и отказывается выходить.

После безуспешных переговоров пираты попытались взломать дверь, но она была заперта изнутри, и молодой джентльмен сразу же начал стрелять в них через стены-переборки. Двое пиратов были застрелены.

– Одним из них, – сказал Дред, – был Абрахам Доллинг, и он был так сильно ранен в шею, что нам пришлось оттащить его за ноги, и он умер немного позже у подножия кормового штормтрапа.

Собственную роль в последовавшей трагедии Дред изложил примерно так.

– Видя, что своими действиями мы ничего не добились, я забрался на палубу полуюта, думая взглянуть на моего молодого джентльмена через верхний световой люк. Но нет, он перекрыл люк матрасами с капитанской койки. И тогда я прошел через палубу полуюта к фалам. Лодка была отстрелена от подветренной шлюпбалки нашим огнем, и тросы свободно свисали с фалов. Я связал их вместе и спустился со шлюпбалок с помощью одной руки, в другой был пистолет. Я держался в стороне, пока не оказался достаточно низко, а затем заглянул в кормовое окно. Там я мог видеть моего молодого джентльмена в капитанской каюте, стоящего рядом с дверью, и теперь я вижу его так же ясно, как вижу вот эту свою руку. Он подтащил к двери пару матросских сундучков, поставил на них доску с капитанской койки и подпер ее столом. Он был в рубашке с закатанными рукавами и в каждой руке держал по пистолету. Капитан корабля разговаривал с ним с другой стороны двери, говоря, что ему лучше сдаться и отдать деньги, и я слышал, как мой молодой джентльмен клялся всем святым, что он никогда этого не сделает. Голова его была повернута в другую сторону, и он не видел меня, поэтому я влез в окно. Но я не успел ступить на пол, как он внезапно развернулся, как молния, и прежде чем я понял, что он делает, – бах! – стреляет из пистолета прямо мне в голову. Я почувствовал свист пули, которая врезалась в буфет прямо у меня за спиной. Затем, видя, что промахнулся, он вскидывает другой пистолет, и ясно, что либо он, либо я. Тут я уже не мешкал, и он свалился на сундук у двери.

– Он был мертв? – спросил Джек.

– Думаю, что да, – ответил Дред. – По крайней мере, он был мертв еще до того, как мы вытащили его из каюты.

Дред рассказал эту историю Джеку однажды днем, когда они сидели вместе под леером подветренного бака, а затем показал ему «прощение» в кожаном мешочке, висевшем у него на шее.

В дружеской обстановке наедине Джек много говорил с Дредом о своих собственных перспективах, и новый друг посоветовал ему покориться своей судьбе.

– В конце концов, – сказал он, – пять лет не так уж и долго – не так долго, как смерть. К тому же ты многое узнаешь о мире, а потом вернешься домой.

И вся эта замысловатая логика даже как-то утешила Джека.

Глава VIII

Конец путешествия

Во время долгого морского путешествия теряется всякое чувство времени. Один день тает и сливается с другим так, что их с трудом можно отличить друг от друга. Они растягиваются на недели, а недели, возможно, на месяцы, которые нельзя назвать ни длинными, ни короткими, а просто монотонным течением времени.

Единственное, что вносит свои изменения в непрерывное однообразие, – это изменения, происходящие в погоде. Дважды во время плавания они пережили шторм. В первый раз – через несколько дней после того, как Джек достаточно окреп, чтобы находиться на палубе, у него случилась сильная морская болезнь, как и у почти всех остальных.

Шторм свирепствовал дня три или четыре, и в какой-то момент Джек подумал, что бриг, должно быть, в большой опасности. Он лежал ничком на своей койке и сердце его трепетало каждый раз, когда корабль взмывал вверх. Кое-кто из команды был в кубрике за стеной, и до него доносились отдаленные звуки их разговоров и время от времени взрывы смеха. Он не понимал, как кто-то мог быть столь равнодушен к громкому и непрерывному скрипу и стону корабельных бревен, к перебивающему их гулу далеких ударов и булькающих звуков воды, словно она прорывалась сквозь древесину и текла прямо в трюм. Иногда ему казалось, что судно должно опрокинуться, такими высокими были подъемы и падения и таким сильным напряжение его обшивки. Иногда Джек цеплялся за боковую часть своей койки, похожей на короб, чтобы не вылететь на палубу. Каюта третьего класса превратилась в ужасную яму, где искупители валялись, одурев от морской болезни, и когда мало-помалу сам он стал выздоравливать, ему было невыносимо это видеть.

Поэтому во второй половине второго дня шторма он поднялся на верхнюю палубу. Ровная поверхность блестела под слоем льющейся воды. Джек ошеломленно стоял, цепляясь за ванты, и оглядывался по сторонам. Несколько членов экипажа расположились вдоль реи высоко наверху, зарифляя фок-топсель, цепляясь ногами и руками за канаты и, по-видимому, безразличные к сильным порывам влажного ветра и гигантским размахам ненадежной опоры, за которую они держались. Шум ревущего ветра и грохочущих вод почти оглушил Джека. Голос Дайса, выкрикивающего свои приказы через рупор с квартердека, был почти неразличим в этом чудовищном шуме. Один из членов экипажа бежал босиком по мокрой и скользкой палубе, ругаясь на Джека и махая ему, чтобы он шел вниз. В следующее мгновение, прежде чем Джек успел пошевелиться, чтобы повиноваться, судно с громовым раскатом погрузилось в волну, и водопад соленой воды чуть не сбил его с ног.

Возможно, из всех реальных событий путешествия этот эпизод и двух-трехминутное зрелище шторма ярче всего запечатлелись в памяти Джека.

Именно в это время он впервые начал лучше знакомиться с экипажем. Спустившись по приказанию матроса вниз, промокший до нитки, он не мог заставить себя вернуться в каюту, и команда позволила ему лечь в кубрике. Они смеялись над ним и его бедственным положением, но не загнали его обратно в третий класс.

Затем было много других дней, наполненных ярким солнечным светом и легким попутным бризом; а еще были прохладные звездные ночи, когда вахта сидела, покуривая под подветренным парусом, и Джек сидел или, может быть, лежал, вытянувшись, слушая их нескончаемые россказни,