Разбирая огонь - Александр Уланов

во всё более полое пространство напряжения), гораздо дальше, чем можно было представить. Разучиваясь говорить и смотреть с (врастая в закручивающую пустоту), внутреннее горение (голос, но научусь без)

— как бы научиться если не без напряжения, то хотя бы с меньшим. Сломаем(ся). Страх ли страх помешать? уважение пространства? зов не мгновенен, он — предложение возможности, ответ на которое только возможен

— страху спрашивать, можно ли ему быть и быть страхом? самостоятельность открывает для, и тогда некое пространство между двумя стоящими, способное, возможно, на самое далёкое. Жизнь прерывна и многонитчата, ждать всегда с дырами, но тянется и оборачивает (ткань тоже с дырами). В скрученности не поделиться, она скручивается ракушкой и закрывается, и болит внутри, сдавливая себя. Но дрожь возникает навстречу, будем искать

— страх потому и страх, что появляется, не спрашивая. Уважение другое, для чужого и своего одиночества и роста. Страх не бережность. Самостоятельное само стоит, с пространством вокруг, где возможно показывание на что-то в далеком, возможно обнимание, а когда тесно — ничего не возможно, рукой не двинуть. Страх не знает, что с этим пространством делать, обходит, это лучше, чем нарушать, но недостаточно. Не разберётся, какие дистанции оставить, какие сократить, какие повернуть наружу. «Моё» не рассеяно, собрано (иначе расползётся), касается многого, но не делает его своим, оставляя его принадлежащим самому себе

— где заканчивается обход и начинается встреча, и наоборот? обходная встреча и встреченный обход гораздо более привлекают. Танец у Кеерсмакер: две окружности, лепесток их пересечения, бег навстречу, устремляясь при приближении, не успевая на пересечении, одном и другом, рядом по сходящимся для расхождения, проделывая круг снова (навстречу), снова не успевая, дисбалансом уступов и отходов клонясь близко

— встреча начинается в радости другому в его неожиданности и отличии. Танец в устремлении и расхождении, но окружности пересекаются, хотя и не совпадают

— открывает (в) темноте сухость её тумана, размыкая воздушные полости почти не оседают словно сшиты дыхательным пунктиром в подъёмах (весна). Стол изгибается пустотой умещённого полукруга для движения ног и пальцев, далёк от скупости. Совершенно не представляя тебя (и себя) в, пред(о)ставляя тебе

— чуть отойти от края карьера, чтобы не улететь. Около

— на расстоянии ветра, натыкаясь на солнечные части

— касаясь кружением головы вовнутрь ленты камня оставляя солнцу соединять

— дочитываю Полана. Слипание всего в конце — скорее не зачёркивание, а отчаяние, плодотворное у авторов после Полана. Растя встречу

— слипанием глаз, травой по ноге

— переспишь всех птиц, после десяти в городе около

— ягодами песка и ветра догоняю

— радикулит неба — не хватает растянуть до горизонта, вычищенный первыми огнями от пыли войлок ветра складывает уши американской поэзии. Голые деревья — потусторонний мир, отставка от банкета — туда же. Церемониальное падение подвижных элементов одежды — к отмене спектакля, перчатка, шапка (во время гаданий на органах птицы). Бог-защитник проходов и порогов. Дырочки для пальцев и глаз

— в чае расцветает жасмин, укрытый неводом полу-пред-сердечий шьёт себе одежку из штрафного билетика метро, листами ожидая складывая проживая швы (го)р(а)дости. У вагончиков молчания никто не спросит, что они видели, когда вскипали в анисовой настойке новолуния. Стратосферные косточки (по)желания. Провисающая горлом птица — высыхающая вода, что тяжелее спящих ног. Море светится, если тронуть

— высокого вина, речного сна, а мышей мылом от яблок

— утро дом всё легче, немного кружит и готов взлететь, дельфин с поездами

— размыкает ли слова жизнь с ними? Пруст со словами жил, да и Сартр, кажется, а у Бланшо — смесь доверия слову и подрыва слова, причем подрыва такого, что слово при этом освобождается и тоже получает больше возможностей — на стыках и в размыканиях. Не сплавив, но найдя ключ для дыр

— у Бланшо скорее каждый раз попытка установления отношения/не-отношения с неузнанным (в том числе прошлым), «того же» субъекта с «тем же» прошлым, но каждый раз разных с разными

— с вокзала вывозят пустоту. Сижу улиткой, догоняемой сном. Жду пути с тобой

— разгоняя пустоту направлением ветра

— один человек спросил меня, утро сейчас или вечер, другой говорит о зелёном существе, всё время меняющем форму. Взлетаю на разогнанной тобой пустоте, встречай

— ты как в бочке, гулко и смутно. Вечер начнётся твоим голосом. Комната снега

— шипами пиона жасмина белый ступенчатым источником липы сворачивается бессонным берегом не торопится тобой. Образ — действительное в воображаемом?

— воображаемое уже во-образе. Пион бесконечен внутрь, жасмин наружу. Слушаю ключ

— быстрыми губами можжевеловых крыльев смещая длину солнца

— синхронно — греюсь дождем, кружусь луком

— связь дает форму и опору (иначе растекание в лужу) и одновременно сковывает как произошедший выбор возможности из многих. Бессвязная речь плоха, но и связанному человеку не особенно хорошо. Может быть, речь даёт письму подвижность, связь с временем (есть ли у Деррида время? во всегда уже?), а письмо речи — свободу от этой связи с временем?

— письмо нелинейность и длительность

— этим близко к времени? может быть, у Деррида письмо вместо времени?

— для Бланшо письмо — не текст и не реальность, но необходимость писать и мыслить. Письмо скорее не обладает длительностью, но имеет «внутренние необходимости», которые связаны больше с пространством (прерывание, интервал, блуждание). Оно, видимо, не длится само по себе, но существует иначе (созвездие Малларме?), провоцирует встречу со временем

— внутренняя необходимость мыслить оказывается нуждающейся в выходящем вовне. Тоже длится, чтобы чем-то стать, принять какое-то состояние. Вспышка — точка, не имеющая направления

— открытость — направление, не имеющее точки

— точка ориентирует пустоту? Создаёт в ней напряжение, неоднородность, возможно, рождающую (в абсолютной пустоте ничего не появится). Движением точка образует линию, направление. Но точка всегда под угрозой поглощения пустотой

— есть промежуток времени и промежуток между временами. Первый существует, второй только разделяет. Направленное ожидание концентрирует, может дотянуться сквозь, линия присутствия в отсутствии, а если встречает другое направленное ожидание, линии образуют уже пространство

— косточки видели кости?

— косточки видели подземные звёзды, французские подземелья узнаваемы по барной стойке в узлах пути

— ирис иронии к левому безымянному

— о духе противоречия: из десяти сданных в библиотеку книг шесть становятся срочно необходимы через несколько часов после сдачи. Но как будто совершенно независимо от меня. Разветвлённые запятые ушных раковин совсем опутали сном

— написав Марии, спрашиваю её о концепте. Она обещала ответить подробнее в конце недели. Опыт позволяет предполагать, что конец не этой недели

— непереходность обещаемого конца. Напало странное состояние, много сделано, но потерялся сон. Но справлюсь, не волнуйся, пожалуйста. Может быть ещё из-за ночи подземелий, там совсем пропадает время, говорят, что всегда сбивается и время после