Безответная любовь - Рюноскэ Акутагава

В разговор вмешался светившийся в тот вечер радостью Номура:

– Тацуко-сан – двоюродная сестра Хацуко-сан, сейчас она поступает в школу живописи, почему и появилась здесь. Она каждый день выслушивает рассказы Хацуко о ее романе, поэтому ей необходим отдых. Своими рассказами Хацуко окончательно подорвала ее здоровье.

– Ты несправедлив!

Это воскликнули в один голос Хацуко и Тацуко. Но Тацуко сказала это так тихо, что ее почти заглушила Хацуко. Однако Сюнскэ в голосе Тацуко, который он услышал впервые, уловил некоторую твердость. Это успокоило его.

– Свои картины… вы пишете в европейской манере?

Ободренный голосом Тацуко, Сюнскэ задал ей этот вопрос, пока Хацуко и Номура пересмеивались. Тацуко опустила глаза к пряжке из хризопраза на повязывающем оби шнурке.

– Да, – ответила она определеннее, чем бы ей хотелось.

– Твои картины прекрасны. И они нисколько не уступают роману Хацуко-сан. Имей это в виду, Тацуко-сан. Я учу тебя хорошему. Если Хацуко-сан снова заведет разговор о своем романе, ты тут же должна горячо рассказывать о своей прекрасной картине. Иначе не выдержишь.

Улыбкой поддерживая то, что сказал Номура, Сюнскэ снова обратился к Тацуко:

– У вас в самом деле слабое здоровье?

– Да, сердце немного барахлит… но, в общем, ничего страшного.

Грустно глядя на окружающих, Тамио незаметно взял Сюнскэ за руку:

– Достаточно Тацуко-сан подняться хотя бы по этой лестнице, и она сразу же задыхается. А я легко взбегаю по ней хоть через две ступеньки.

Сюнскэ и Тацуко, посмотрев друг на друга, обменялись улыбками.

XI

Чуть улыбнувшись, отчего на ее бледных щеках появились ямочки, Тацуко медленно перевела взгляд с Тамио на Хацуко.

– В этом Тамио-сан действительно силен. Как-то раз сел верхом на перила и съехал вниз. Я перепугалась. Вдруг упал бы и разбился до смерти, говорю, что бы тогда делал, помнишь, Тамио-сан? А ты отвечаешь, что еще ни разу не умирал и, что в таком случае делать, не знаешь, мне было забавно услышать такое.

– В самом деле, заявление весьма философское.

Номура снова рассмеялся громче всех:

– Каков нахал. Потому-то сестра всегда говорит тебе, что ты, Тамио, просто дурак.

Еще больше раскрасневшаяся от жары в фойе, Хацуко, ругая младшего брата, делала вид, что возмущена его поведением, а тот, продолжая цепляться за руку Сюнскэ, возмутился:

– Нет, я не дурак.

– Хочешь сказать, что умный?

– Нет, и не умный тоже.

– Какой же тогда?

Посмотрев на сказавшего это Номуру, Тамио, нахмурив брови, с комически серьезным видом отрезал:

– Серединка на половинку.

Все четверо расхохотались.

– Серединка на половинку – это здорово. Если бы и взрослые так думали, они, несомненно, жили бы счастливо. Как мне кажется, в первую очередь помнить об этом должна Хацуко-сан. С Тацуко-сан, правда, все в порядке.

Когда смех стих, Номура, скрестив руки на широкой груди, стал переводить взгляд с одной девушки на другую.

– Слушайте его больше. Сегодня он решил поиздеваться надо мной.

– Теперь давай обо мне, – шутливо перевел Сюнскэ огонь Номуры на себя.

– У тебя тоже ничего не выйдет. Ты не сможешь считать себя серединкой на половинку. И не ты один. Современные люди никогда не удовлетворятся тем, чтобы быть серединкой на половинку. Они неизбежно превращаются в эгоистов. Стать эгоистом означает онесчастить не только других людей. Но онесчастить и себя самого. Здесь необходима предусмотрительность.

– Выходит, ты принадлежишь к серединкам на половинку?

– Разумеется. Иначе я не смог бы сохранять присущую мне неколебимость.

Сюнскэ с сожалением посмотрел на Номуру:

– По твоим словам, стать эгоистом означает онесчастить не только себя. Но онесчастить и других. Правильно? В таком случае принадлежащие к серединкам на половинку тоже будут испытывать тревогу, если остальные люди, живущие на свете, окажутся эгоистами. Следовательно, чтобы быть неколебимым, как ты, мало принадлежать к серединкам на половинку, нужно доверять людям, по крайней мере окружающим тебя людям, не являющимся эгоистами.

– Ну что ж, я и доверяю. А вот ты, доверяя… постой. Ты сам никогда не рассчитываешь на людей?

Сюнскэ чуть улыбнулся, но так и не ответил, рассчитывает он или нет. Он чувствовал на себе вопрошающие взгляды Хацуко и Тацуко.

XII

После окончания музыкального вечера Ои и Фудзисава попросили Сюнскэ остаться, и ему пришлось присутствовать на беседе за чашкой чая с членами группы «Сиро». Разумеется, он к этому не стремился. Но в то же время не мог не испытывать определенного интереса и к другим членам группы помимо Фудзисавы. К тому же он бесплатно получил билет и из простого приличия было неудобно наотрез отказаться от встречи с группой. Ему не оставалось ничего другого, как пойти вслед за Ои и Фудзисавой в маленькое фойе рядом с тем, где он ждал начала концерта.

Войдя в него, Сюнскэ увидел пять-шесть студентов, сидевших вокруг небольшого стола вместе с Симидзу Сёити, который был во фраке. Фудзисава одного за другим представил их Сюнскэ. Особое его внимание привлекли Кондо с немецкого и Ханабуса с французского отделения. Ростом Кондо был еще ниже, чем Ои, и носил пенсне; среди членов группы «Сиро» он считался лучшим знатоком живописи. Поскольку время от времени он писал для «Тэйкоку бунгаку» статьи о художественных выставках, Сюнскэ, естественно, знал его по имени. Другой, Ханабуса, с неделю назад в черной шляпе приходил с Фудзисавой в «Хатиноки», он был выдающимся лингвистом, зная, кроме четырех европейских языков – английского, французского, немецкого и итальянского, – еще и древние, греческий и латынь. Сюнскэ знал его имя еще и потому, что время от времени в букинистическом магазине на улице Хонгодори рядами выстраивались книги на английском, французском, немецком, итальянском, греческом, латыни с автографом: «Hanabusa». Кроме этих двух юношей, остальные члены группы «Сиро» ничем особенно не отличались. Объединяло их лишь то, что у каждого к груди щегольской одежды была приколота маленькая красная роза. Сев рядом с Кондо, Сюнскэ не мог не почувствовать, как комичен дикарский облик Ои Ацуо, затесавшегося среди этих щеголей.

– Очень обязаны вам, сегодня был прекрасный вечер.

Фудзисава в смокинге начал с того, что этими словами мягко поблагодарил солиста Симидзу.

– Ну что вы, у меня в последнее время болит горло… лучше скажите, как продается «Сиро». Концы с концами хоть сводите?

– Нет, хотя это наша заветная мечта… впрочем, то, что мы пишем, продать невозможно. Ведь люди убеждены, что, кроме литературы гуманистической и натуралистической, никакой другой не существует.

– Что вы говорите? Но это же не будет длиться вечно. Возможно, придет время, когда ваши «Избранные стихи Бодлера», как оперившиеся птенцы,