Встретимся в музее - Энн Янгсон

я так много сейчас думаю о фертильности, об удачном родоразрешении. В бронзовом и железном веке считалось, что здоровых детей женщине дарует добрый бог. Это будет книга не для ученых (такой труд потребовал бы от меня более серьезных изысканий и больше полевой работы, чем я готов проделать сейчас), а для широкого круга лиц. Разумеется, это не значит, что можно допускать фактические ошибки, с этим у меня все строго. Если фактов нет или недостаточно, у меня должны быть веские основания для самостоятельных размышлений, и я постоянно должен сохранять баланс между своими гипотезами и гипотезами других специалистов. Так что меня ждет большая работа. Вас это вряд ли удивит, но я уже разработал принципы, по которым можно сгруппировать статуэтки, что-то вроде каталога. Этим можно заниматься, сидя у себя в кабинете, и я получаю огромное удовольствие от этого занятия.

Вот что меня беспокоит: не вышло ли так, что, оказав друг другу помощь в печальные моменты нашей жизни, мы теперь все глубже погружаемся в безнадежность? Безнадежность. Я поднимаю глаза от письма, сидя за столом у себя дома, и вижу небо, которое сегодня такого глубокого синего цвета с тонкой белой дымкой, словно разбавляющей синеву. Такое ощущение, что яркий цвет решил отказаться от лишней насыщенности. Я вижу флагшток у соседа и веревку, висящую вдоль него без движения. Как Вы узнали, что у соседа на участке флагшток? Разве я упоминал о нем в нашей переписке? По-моему, это очень датское явление. Еще ближе ко мне, ближе неба и окна, кусок дерева, осколок керамики и синяя ваза с ямками. (Я знаю, Вы не хотите исправлять мои грамматические ошибки, но, если я использую какое-то неправильное слово, Вы просто обязаны сообщить.) Свет из окна выхватывает верхние части этих предметов, но вторая половина, та, что ближе ко мне, находится в тени, сливаясь с поверхностью стола. Пока я сижу здесь, разглядываю эти вещи и пишу Вам, я не могу чувствовать беспомощность и отсутствие надежды.

Напоследок я оставил пару слов в ответ на Ваше обещание. Я не хочу, чтобы Вы приехали вынужденно, для того, чтобы утешать меня. Хотя, если бы мне пришлось столкнуться с потерей, Ваш приезд стал бы единственным, что способно меня утешить. Я хочу, чтобы Вы приехали, когда сами испытаете такую потребность, а не потому, что в Вас нуждаюсь я. Я не знаю, когда это случится. Не знаю, почему это произойдет. Я буду ждать.

С любовью,

Андерс

Бери-Сент-Эдмундс

12 ноября

Дорогой Андерс,

я рада, что с Карин все в порядке. Одной этой новости достаточно, чтобы мое настроение улучшилось, для этого необязательно даже присутствие неба, украшений и флагштока (который Вы сами упомянули в одном из ранних писем). Я тоже смотрю на небо, сегодня оно серого цвета, и мимо окна то и дело проносится грач. Он, скорее всего, просто пролетает, но каждый раз создается впечатление, что грача носит по воздуху без его активного участия, просто подхватывает ветром, словно комок перьев. А еще я с трепетом жду Вашей книги.

В моей жизни напрочь отсутствует какой-либо драматизм. Теперь, когда Мэри и Василий уехали, мы по-прежнему носимся по делам фермы, изменилось только то, что вместо Василия водосток теперь чинит Грегор, а в кабинете вместо Мэри заседает Дафна. Частично так происходит из-за того, что это самое теплое место в доме. Там стоят два газовых обогревателя, и Дафна целый день держит их включенными на полную мощность. Я уже предвосхищаю шум и гам, который поднимется, когда баллоны опустеют и придется заказывать дополнительный газ. Мэри так не транжирила, ей вполне хватало одного баллона до самой весны, но Дафна не такая выносливая рабочая лошадка, и я не понимаю, с чего бы мне скупиться на тепло, раз оно так ей необходимо. Я замечаю, что Эдвард стал заходить в кабинет чаще, чем раньше. Он не меньше прочих уважает тепло, так что я напомню ему об этом, когда придет время снова заказывать газ.

Еще одна причина, почему я провожу столько времени в кабинете, – это желание проконтролировать работу Дафны. Не могу сказать, что хорошо разбираюсь в цифрах, зато я разбираюсь в делах фермы, мне не чужды понятия дебита и кредита, так что я нередко замечаю ее ошибки, которые, по-моему, связаны с тем, что она не уделяет своим обязанностям должного внимания. Надеюсь, если я буду постоянно указывать Дафне на оплошности, со временем она станет или чаще их замечать, или более старательно их избегать, а может, и то и другое. Однако есть вероятность, что она делает так много ошибок именно потому, что я сижу рядом с ней в кабинете. Так у нее появляется собеседник, а разговоры – это то, что она очень любит. Мне эта миссия дается с трудом, потому что я сама люблю разговаривать только тогда, когда есть определенная тема и меня интересует мнение определенного человека по этому вопросу. Например, я постоянно разговариваю с Вами, правда, при помощи слов, написанных на бумаге, но, если бы мы оказались лицом к лицу, я уверена, что с такой же легкостью болтала бы с Вами о музыке, поэзии, печали и радости, как в переписке. Но я совсем не знаю, как разговаривать с Дафной, и совсем не хочу в этом участвовать.

Ее любимая тема для разговора – это недостатки и слабости других людей. Я не сразу это заметила, потому что Дафна часто ведет беседу с улыбкой и юморком, начинает фразу со смеха или восклицания, в котором слышно удивление, например: «Вы только представьте себе…» или «В жизни не поверите, но…» Рассказав историю до конца, она произносит что-нибудь, выражающее доброжелательность и терпимость, вроде: «Это жизнь, что тут сказать» или «Ну, наверное, иначе она не могла поступить». И снова смеется, как будто ей бесконечно весело живется в мире, который так несовершенен и то и дело выводит ее из равновесия.

Сегодня утром она рассказала мне, как застала сиделку своей матери, когда та вытирала вымытую посуду бумажными полотенцами, а не тканевыми. («Только представьте, бумажными полотенцами!») В ответ женщина сказала, что считает более гигиеничным пользоваться для этих целей бумагой и сразу ее выбрасывать, чем размазывать бактерии по тарелкам грязным кухонным полотенцем. («Нет, вы только подумайте, а для чего нужны, по ее мнению, посудомоечные машины?») Сиделка – постоянное действующее лицо в таких рассказах Дафны, впрочем, как и ее мама, которая – Вы вообще можете в такое поверить? – сегодня о чем-то