Туманный урок - Ила Сафа

С самого начала всё пошло не по плану. Как я ни старалась найти приличную фирму для отгрузки всех тумбочек, которыми мы как раз обзавелись, грузовик с четырьмя турецкими парнями опоздал на три часа. Мы сидели в пустой новой квартире, глядя на часы и надеясь на чудо. Завхоз дома заранее предупредил: после двадцати ноль-ноль шуметь нельзя – регламент. Но турки не успели. В итоге нам пришлось искать отель, а перевозчики потребовали доплату.

Когда я наконец разобралась с бесконечными коробками (а это заняло примерно три недели, ведь парочка внутри меня не давала расслабиться и активно тренировалась в футбол), наступило время нового приключения. Огромная батарея в ванной решила рухнуть прямо посреди ночи. До завхоза дозвониться? Да он в это время сладко спал. Не спали лишь мы с мужем и семь этажей под нами. Кипяток фонтанировал с такой силой, что я не успевала вычерпывать, пока муж бегал по соседям. Самое интересное, что холодная вода перекрывалась без проблем – вентиль прямо под раковиной, а вот заветный кран от горячей почему-то находился у соседа под нами. И так с каждой квартирой многоэтажного дома. Естественно, товарищ снизу в ту ночь уехал на ночное дежурство. Нам никто не открыл. Через час паники и отчаянных попыток разобраться, куда звонить, приехали пожарные. Целая бригада. Один, самый юркий, осмотрел причину аварии и исчез. Остальные восемь великанов в спецодежде и апельсинового цвета касках окружили меня и успокаивали ласковым многоголосьем. Один говорил, что у него родился ребёнок. Другой спрашивал, на каком я сроке. Третий шутил. Четвёртый на кухне заваривал чай. Все в один голос твердили, что мне нельзя волноваться. Наверное, увидев внушительный живот, вычислили вероятность начала родов из-за стресса.

Примерно через полчаса юркий вернулся. Вода перестала прибывать. Ему пришлось отключить холодную и горячую воду, к которой было привязано отопление, не только у нашего дома, но и у всего района. На дворе стоял ноябрь.

После потопа нам срочно пришлось искать новое пристанище. Чтобы защитить пол от плесени, нужно было просушить его специальными машинами. Когда я их включала, воздух становился тяжёлым, дышать было невозможно, а окна не открыть. Сушить следовало недели две при регулярном тарахтении приборов. Затем следовало поменять пол. Деть я себя никуда не могла, учитывая, что даже час прогулки провоцировал осложнения.

И снова коробки, и снова новый город – недалеко от Франкфурта. В этот раз распаковаться до конца я не успела – один бамбинос объявил забастовку. Видимо, дальше терпеть бардак в столь стеснённых условиях желания он не имел. Я надеялась переходить срок и родить уже в новом году, но малыши решили справлять католическое Рождество уже вне меня.

Я пребывала в абсолютном спокойствии до той самой секунды, пока нам не объявили по телефону, что в больницу, где я наблюдалась, приезжать не надо. Мест не было. Сотрудники скорой помощи уверяли, что другая больница ничем не хуже. У меня же вертелась в голове всего одна мысль: «Опять в неизвестность. Опять чужой город, незнакомая больница, врачи… Это вообще что за бесконечное свидание вслепую с собственной жизнью?!»

На следующий день после кесарева сечения мне предписали встать и сделать пару шагов. Я орала благим матом, разумеется по-русски, – благо, никто в палате, кроме двух крошек-вишенок, меня не слышал. Постепенно привыкла: к боли, к ночным крикам, к вечному недосыпу. Жизнь начала обретать новый ритм.

В канун Рождества персонала в больнице сильно не хватало. Медсёстры носились по отделению, торопясь успеть на каждый вызов свежеиспечённых маменек. Я постоянно думала: как бы всё прошло в той больнице, где меня наблюдал главврач, где специализировались как раз на двойнях и больше, где я уже знала почти каждый угол, потому что лежала там на сохранении? Даже на занятия по родам начала ходить при той больнице. Получить ответы на все те вопросы никак не рассчитывала. Казалось, что везде хорошо, где нас нет. По радио в машине нам дали чёткий ответ…

В день праздника муж зашёл к нам в палату. Лицо его было бледным. «Что с ним? Это из-за новой работы? Или из-за рождения детей? А может быть, не понимает ещё, что вообще произошло?» Когда он шёл с только что приобретённой коляской для двойни ещё по Берлину, два проходящих мимо парня на чистейшем русском прокомментировали: «Во парень вляпался!» Но повод оказался другим. В новостях рассказали, что в больнице, где для меня не хватило места, от инфекции умерли два младенца. Рожениц и малышей разлучили, в больнице установили жёсткий карантин. Мы с мужем смотрели друг на друга и молчали. Тишину прервали проголодавшиеся крикуны.

Больницу я покидала с чувством, что будет непросто, но то, что в доме, куда так сильно хотела въехать, окажется настолько «весело», и представить не могла. Шикарный особняк с бассейном, пальмами и итальянской плиткой принял нас с распростёртыми объятиями. На первом этаже жил владелец, на втором – мы. Тогда я была уверена, что нам повезло, но ошиблась. Чехарда, начавшаяся ещё в Берлине, упорно не желала останавливаться. Приличный на первый взгляд бизнесмен оказался турецким барыгой. Как потом выяснилось, он прокручивал подозрительные сделки с украшениями, мобильными и бриллиантами. К нему периодически наведывались странные гости, и до балкона регулярно доносился запах марихуаны. Со временем становилось всё интереснее. Мы замечали характерные наклоны к столу с зажатой ноздрёй и звон бутылок. Ночные бабочки прилетали на эти звуки и запахи. Однажды одна припорхала на второй этаж и позвонила в дверь. Увидев меня с младенцем на руках, она спешно ретировалась, бросив «экскьюзми» на ломаном английском. Вечеринки не заканчивались, в отличие от моих нервных клеток. Хозяин же со временем тоже перестал умиляться двум ангелочкам с голубыми глазами. Его бесил топот ножек над головой в собственном же доме.

В двадцати метрах от нас располагалась полицейская академия, куда съезжались мажоры со всей округи. Нетрудно догадаться, где все эти Махоуни оставляли свои тачки. Из гаража невозможно было выехать, не вспомнив все нецензурные слова. Однажды я всё-таки «приложилась» задним ходом в одну из этих машин. Следов ни на моей, ни на той не заметила. Двигалась я так медленно, что «поцелуй» получился нежным. Правда, нашёлся очевидец непристойного поведения. Мою машину пробили по всем каналам, опросили всех соседей, но до очной ставки не дошло. Предъявлять-то нечего.

Вишенкой на торте стало ограбление. Никакая школа полиции в двух шагах никого не смутила. Для грабителей мы шли бонусом к зажиточному турку. Так