Стрекоза ты моя бестолковая - Татьяна Булатова

«И правда ведь, прибежит», – подумал про себя Костя и потому сразу решил признаться в том, что ничем подобным он заниматься не будет, потому что это ересь и вообще, средневековье какое-то. Поэтому – спасибо, конечно, но это не подходит. Лучше на работу уговорить ее устроиться. Будет дело – будет день. Или наоборот: будет день, будет и дело. В общем, чего-то будет. А так если, как Клава предлагает, и до беды недалеко: вдруг – напугается, себя забудет? Нет, он, Рузавин, точно против. Хоть и в уважение, но согласия его нет.

– Не хочу, если честно, Машу крестить. Вот хоть и верю в эту вашу интуицию, но точно чувствую – нельзя.

– Нельзя? – не поверила своим ушам Клава и даже глаз левый сощурила, вроде как быть такого не может.

– Нельзя, – тихо, но твердо произнес Костя, проклиная себя за то, что вообще решился на этот разговор, что тайну чужую выболтал и такую же, чужую, узнал.

– Ну-у-у-у, – протянули в один голос супруги Елисеевы и посмотрели на гостя как на умалишенного, – как скажешь: нельзя, значит, нельзя. Делай тогда, чё можно, – развела руками Клавдия и вычеркнула Костю из списка доверенных лиц, о чем нетрудно было догадаться, услышав вопрос, адресованный Михалычу: – Ты, Ген, есть-то хочешь? Покормить тебя?

– Потом, Клава, – кивнул ей муж, – решить надо.

– Не надо, – с горечью вымолвил Рузавин и спешно засобирался.

– Да ты подожди, Костян, – засуетился Михалыч. – Подожди… Придумает чего-нибудь Клава. Покумекает.

Клавдия не проронила ни слова, даже на мужа не посмотрела и уговаривать гостя не стала: «Было бы предложено. А дальше – дело ваше».

– Разберемся, – обронил Рузавин, не глядя ни на кого.

– Ну подожди ты! – снова попытался остановить его Михалыч, но, не найдя поддержки в глазах жены, в бессилии махнул рукой и потащился за своим помощником в прихожую.

Клава провожать гостя не вышла. Загремела посудой, включила воду и прибавила звук радио на полную мощность: транслировали кушмынские новости. Косте стало понятно – обиделась.

– Ну ладно, Михалыч, – протянул он хозяину руку и, избегая смотреть в глаза, так и застыл перед дверью с опущенной головой.

– Чего-то вот как-то, – извиняющимся тоном произнес Михалыч и потряс руку помощнику. – Так вот, значит. До скорого…

– До скорого, – печально выдохнул Рузавин и аккуратно, словно боялся споткнуться, переступил, высоко задирая ноги, через порог.

Домой Костя возвращался с пакостным чувством досады, в первую очередь на себя, ну а потом уже – на всех остальных. Причем чем ближе он подходил к собственному дому, тем острее это чувство становилось и даже мешало идти ровно. Поэтому Костя периодически останавливался, встряхивал головой, вздыхал и снова продолжал движение.

«Ну я гад!» – ругал себя Рузавин, но легче не становилось. Наоборот, ощущение досады сменилось чувством вины, которая жгла его совестливую душу изнутри с такой силой, что он распахнул шубняк – жарко.

Когда Жданова увидела пересекающего двор соседа с высоты своего третьего этажа, то подумала: «Набрался мужик. Вона ноги заплетаются, того и гляди упадет». Ну а когда Рузавин остановился напротив своих окон и, пытаясь справиться с накрывшим его раздраем, задрал голову, Нина не на шутку разволновалась: кого высматривает?

А он не высматривал. Он вообще ничего вокруг не видел. Шел по памяти, дышал по памяти, и пить очень хотелось.

– Воды дай, – первое, о чем попросил Костя Машеньку, как только пересек порог собственной квартиры.

Та, судя по всему, давно успокоилась и, пока наливала в стакан воду, буднично поинтересовалась:

– А где ты был?

– В конторе, – с легкостью солгал Костя и, приняв из рук жены стакан, в сердцах пожаловался: – На весну повернуло. Жарко.

– Обедать будешь?

– А есть чем?

– Найдется, – уверила его Маша и, вернувшись на кухню, начала собирать на стол.

– Ты чего? Суп сварила?

– Постный, – себе под нос ответила Машенька, поэтому Рузавин ее не услышал.

– Какой? – выкрикнул он из коридора.

– По-о-о-стный! – уже громче объявила жена и сняла крышку с кастрюли, в которой плавали серые макароны вперемешку с белыми нитями разболтанного яйца.

В тарелке кушанье выглядело так же несимпатично, как и в кастрюле. Костя с сомнением посмотрел на предложенное первое и со вздохом взял ложку.

– Это вкусно, – уверила его Машенька и, выдернув ложку из рук супруга, зачерпнула суп. – На, – поднесла она ложку к его рту. – Ешь.

– Да я вроде не маленький, – попытался остановить жену Костя и попробовал увернуться.

– Маленький, – утробно хихикнула Машенька и ткнула ложкой в сжатые губы мужа. Суп выплеснулся, и подбородок «украсили» напоминающие червяков ниточки макарон.

Рузавин с ненавистью посмотрел на жену. С силой, так, что смялось лицо, вытер губы и побагровел.

– Не вкусно? – Маша поняла реакцию мужа по-своему. – Попробуй еще, – снова взялась она за ложку.

Тогда Костя сжал ее руку, отвел в сторону и скрежетнул зубами так, словно собирался стереть их до основания.

– Ну что ты? Что ты? – ласково запричитала Машенька и юркой ящерицей оказалась у мужа за спиной. – Ты попробуй, – прошептала она ему и обвила Костину шею руками. – Маша старалась. Для своего Кости. Чтобы Косте было хорошо, – заскользила она руками по его груди. – Тебе хорошо, и мне хорошо, – продолжала Машенька уговаривать мужа, пытаясь заглянуть ему в лицо.

Тогда Костя одной рукой перетянул ее к себе на колени. А она с готовностью устроилась на них, прижимаясь к нему всем телом, призывно выгнулась, показав шею, и глухо засмеялась. Оторопевший Рузавин, посмотрел в эти разбежавшиеся к вискам глаза, втянул в себя воздух, провел рукой по маленькой детской груди и застонал от отчаяния: он не мог, не хотел.

Маша поняла это по-своему: подняла еще выше задравшийся край халата и скабрезно усмехнулась:

– Так?

Костя снова втянул в себя воздух и выдохнул ей в лицо. Машенька сделала то же самое; Рузавина передернуло – дыхание жены не было свежим, изо рта плохо пахло. «Зубы даже не чистила!» – понял тот и отвернул лицо в сторону.

– На меня смотри, – прохрипела в ответ Маша и не мигая уставилась в глаза мужу.

«Глафира!» – ужаснулся тот, провалившись в пустоту ненавистных расставленных к вискам глаз, и резко оттолкнул жену от себя. Машенька ударилась спиной о край стола, звякнула посуда, из тарелки выплеснулся суп.

– Ты что? – заплакала она и начала растирать спину руками.

– Ничего, – только и смог сказать Костя и помог той встать. – Не могу.

– А с кем «могу»? – потемнела лицом Маша.

– Ни с кем, – попробовал смягчить отказ Рузавин.

– А с Ниной? – неожиданно поинтересовалась Машенька.

– Сказал, ни с кем. Пусти.

Жена