Сто провальных идей нашего лета - Екатерина Геннадьевна Боярских

Мы шли на мыс. Вокруг было абсолютно. Абсолютно безлюдно в том числе. Не мы одни заблаговременно поинтересовались прогнозом погоды, но все остальные явно сделали из него не столь парадоксальные выводы.

Холодный ветер с дождём усилился стократно. Мы нашли место на обрыве. Взгляду открывалась пара далеких гроз, дымка дождей, синева гор, прекрасный вид на мраморный карьер и клочок чистого неба над болотом. Обсудив перспективу переместиться на болото, мы решили избегать лишних движений. Я как идеолог прогулки решила, что мы уже достаточно промокли для смены формата.

— Давайте больше не будем называть происходящее прогулкой. Будем считать, что выбрались на пикник под дождем. С самого начала хотели, мечтали о нем. Прогноз смотрели с трепетом, на ливень — надеялись, солнечные дни — проклинали. И вот всё сбылось, да? Да?! Еда, кстати, у кого-нибудь есть?

— Почему никогда не получается эпично расстегнуть рюкзак? — вздохнула Жирафон Сашенька и расстегнула его лирично. Дождь осенял наш пикник драматично, деревья качались и шумели, вдали гудели поезда. Жирафон достала гаджет. Эта строка написана слезами и кровью, эти слова кочуют из одной коммунарской истории в другую, и внутренняя цензура не позволяет летописцу промолчать: подросток достал гаджет. Подросток достаёт гаджет под тайским тропическим ливнем. Он не расстаётся с гаджетом, опаздывая на поезд в Пскове, скатываясь с водной горки в питерском аквапарке, третий час кочумая на маршрутке в Бурятию. Уши подростка заткнуты наушниками, глаза повёрнуты вовнутрь монитора. Жирафон достал гаджет. Гаджет немедленно стал источником информации и музыки.

— Нам сейчас послышалось, что ты поёшь матерную песню, или ты поёшь матерную песню?

— Вообще-то я пела «пёрпл ламборгини», но не очень получилось.

Мы так и сидели на обрыве на деревянной изогнутой скамейке. Гора была бела, как мытая собака, и на неё светило солнце, а рядом над горами шли дожди, а там, где прошли дожди, восходили туманы... Игра теней, неоднородная вода — часть волнуется, часть спокойна. Всё сразу было.

Жирафон танцевала в направлении обрыва. Это была чудесная пантомима, изображавшая богатую событиями и трагическую жизнь подростка, месть однокласснику и последующее злорадное ликование: она экспрессивно танцевала, что продала его почку и считает вырученные деньги.

— А совесть? — спросили мы. — После того, как ты всё это с ним проделала в танце, тебя ведь начинает мучить совесть? И ты сейчас станцуешь нам и это? Ты только не танцуй в обрыв, то есть танцуй, танцуй, но не настолько!

— Ни! За! Что! — решительно ответила Сашенька и продолжила танцевать мстительную радость. Тут прилетел шмель и начал кружить. Он явно был водолюбив, я прямо слышала, как он булькает жаброй, огибая капли в воздухе. Сашенька стала бояться шмеля и уклоняться от него, и тут-то мы и поняли — это перфоманс. Шмель прилетел воплотить запоздавшую совесть, и ему удалось. Шмель жужжал и преследовал, как совесть — так танец Сашеньки над обрывом стал историей, по экспрессии почти равной «Преступлению и наказанию».

И мы гуляли под дождём, ели огурец под дождём, обсуждали френд-политику под дождём, пели песни под дождём, эпично, лирично, драматично, романтично, иронично, логично и алогично спаковывали и распаковывали рюкзак. Мы навестили лотосовое озеро. Кувшинки не закрылись от дождя. Они были ослепительно, сияюще белы! Белы, как мытая собака.

И мы сидели на берегу, мы брели, мы ехали, подростки слушали музыку, дождь шёл, подростки рисовали, электричка с запотевшими окнами выстукивала в темноте «ту-тук, ту-тук» от станции к станции. Глубокая. Источник. Родниковый. Сосновый. Медвежий. Трудный. Нас ждал нетопленый дом, блуждание в потёмках, дождь в волосах, экстренная сигнализация, залезание в окно, долгая ночь, доброе утро. Счастье.

Рога и корсеты, или Эльфы курильщика

Повесть нашего лета была прочитана ровно наполовину: налево легли зелёные листы, все в пометках одуванчиков, направо — солнечные, хвойные, ягодные страницы, размытые дождём, летящей в лицо байкальской водой и шампанским с великой коммунарской вечеринки.

— Давайте сделаем эльфийскую фотосессию! — воскликнула Сашка.

— Уши — две пары... Или три? Подросткам — эльфийские платья. Диадему закажу... И гномий костюмчик для Луши. Они будут сидеть во мху, это так красиво! Лучи солнца будут еле пробиваться сквозь густую листву и играть на длинных волосах.

О эльфийская фотосессия, прекрасная и неизбежная, о танцы эльфийских девушек на закате, о маленький гномик среди белоствольных берёз! Сашка манила нас ушами, и мы поверили ей.

Неудивительно, что в день фотосессии, когда лето уже давно перевалило за середину и спешить было куда, мы обнаружили, что Сашка не готова. Заказанные ею ювелирные уши ещё не осуществились, так что она решила не будить лихо, пока не имеет возможности декорировать его правильными ушами, и не приехала. Но мы-то были в сборе! И мы были готовы ко всему.

Я позвала Дашку. Дашка позвала Навку. Навка привезла золотой корсет и балетную пачку. Марта отвинтила рога. Эльфийская фотосессия и рога были созданы друг для друга. С шестидесятых годов они работали вешалкой в нашем доме, и вот их час пробил. Рога, правда, отказывались торчать под нужным углом и торчали под ненужным. Они частично опадали с головы и больше всего на свете походили на косички Пеппи Длинный Чулок. Ну, вы понимаете — косички. Только рога. Иногда они мягко ложились на плечи, а порою пытались бодриться.

Так или иначе, рога у нас были, и этот факт нельзя было игнорировать. Не было ювелирных ушей, диадемы, эльфийских платьев, лучей солнца, красивой Агаты и гномика Луши в сени белоствольных берёз. Но вообще берёзы были. Ещё были рога, корсет, балетная пачка, игрушечный ждун в розовой юбочке, глумливый подросток и три взрослых женщины без малейших признаков адеквата. «Используй то, что под рукою, и не ищи себе другое», — именно так учил нас в детстве Филеас Фогг, именно так мы вышли на тропу войны... То есть эльфийской фотосессии. Тропа вела к скале на вершине местной горки, но мы вступили на неё не сразу. Сначала надо было размяться.

На утро мы наметили завершение арт-проекта «Стол». Мы собирались расписать его именами и фамилиями тех поэтов, писателей и литературных героев, которых каждая из нас готова была взять в свою команду. Ну, вдруг понадобится спасти мир. Куда же мы тогда без энтов, Китса и Карен Бликсен, а? А так можно будет выломать столешницу и собрать народ по списку.

С утра мы дискутировали, потому что стол, даже разделённый на четыре части, всё равно вызывал множество вопросов. Кто