Цепи меланхолии - Линда Сауле

– Я могу все отменить. Скажи мне одно слово, и я аннулирую с ним все договоренности!

Чад покачал головой. Его смиренная улыбка казалась воплощением торжества духа над плотью, она незримо возвышала Чада над Амандой.

– Нет. Выбор сделан. Я остаюсь здесь, а ты возвратишься к Шейну. Глупо менять мнение только потому, что поверил в кого-то больше. К тому же не уверен, что ответил бы согласием. По крайней мере теперь, когда я понял, чего стою. Мне придется все начинать сначала, ведь все мои знания – лишь груз, от которого пришло время избавиться. Я должен быть благодарен, что у меня не ушло на осознание этого десять лет, как у Родена[29]. – Чад хмыкнул и повернулся к Аманде в профиль, гордый и уверенный, и она залюбовалась им, стараясь не думать о том, как далек он был от нее в эту минуту, погруженный в мысли, которые были ей неподвластны.

– Аманда? – Теперь уже Чад внимательно рассматривал ее. – Почему ты больше не носишь ту ленту?

– Ленту? – Она в недоумении подняла брови. – О чем ты?

– Белая лента, которая была в твоих волосах в прошлый раз, – ты больше не носишь ее?

– Кажется, ты что-то путаешь.

Она смущенно улыбнулась, непривычная к его долгому взгляду, желавшая лишь одного: поверить в иллюзию того, что на нее смотрели глаза влюбленного мужчины. Он думал сейчас о чем-то далеком и недостижимом, пока она молча глядела, как трепещет под силой переживаний уголок его губ и как крепка его шея, шея художника, привыкшего склоняться над холстом, как чутки и послушны его руки и как могут стать они настойчивы в минуты, когда он не сдерживает их силу.

Она надеялась, что Чад не может прочитать ее мысли. Что его взгляд не способен проникнуть сквозь маску вежливости, которой она прикрывала собственную растерянность. Что, разглядывая ее, он не узнает, что она уже ощущала в нем перемены и удивлялась лишь тому, как быстро они произошли. Тому, как скоро Чад поддался новым чувствам, в которых Аманде не было места.

«Он настоящий художник, – думала она, заметив темный лучик вены, бежавшей по виску, пока Чад глядел под ноги, в задумчивости шагая рядом. – Прекрасный в своем непокорстве, необузданный и отважный, истинный творец, который ищет озарения и не согласится на что-то меньшее». Его неистовство, настойчивость и вера так будоражили ее, что она точно знала: эти качества стоили того, чтобы ждать.

Тяжелые темные волосы обрамляли ее чувственное лицо. Она потянулась к его уху, и он склонился к ней.

– Не позволяй глазам обманывать тебя, – прошептала она. – Здесь все так зыбко, так непостоянно, как будто души опрокидываются, изливаясь до дна, пока совсем не опустеют.

Чад удивленно посмотрел на Аманду.

– Глупенькая! – с чувством проговорил он в ответ. – Не бойся того, что видишь. Как не боюсь этого я. Здесь есть нечто, что зовет меня, звало все эти годы, я ощущаю это каждой клеточкой тела. Оскар Гиббс знает, что я здесь, и жаждет встречи со мной так же, как я. Но пока рано. Еще рано для нашей встречи. – Он шумно выдохнул. – Я побуду здесь еще некоторое время и поработаю над картиной, как обещал. Можешь передать Торпу, что не стоит пока списывать меня со счетов. Я вернусь. Вернусь с таким портретом, что он заставит Торпа зарыдать, как ребенка. Я напомню ему, что такое истинное искусство.

– Прошу, будь осторожен, – шепнула Аманда и припала к груди Чада, позволяя солнечным брызгам раствориться в темноте ее любовной печали.

Когда Аманда ушла, Чад отправился на прогулку. Он в задумчивости брел по тропинке, с тревогой возвращаясь мыслями к Мэри. Утренняя трагедия, о которой он узнал от Фила, стала для него неожиданностью, как и осознание, что жизнь каждого из пациентов Бетлема висит на волоске. Никто из врачей не мог до конца быть уверенным в том, что утром не найдет своего подопечного в петле или с разбитой о стену головой. И вот очередная жертва собственных демонов. Теперь, когда Чад остался в одиночестве, он не мог думать ни о ком другом, кроме Мэри. Ее увезли в ближайшую больницу, он не знал в какую, но не мог оставаться безучастным и не придумал ничего лучше, кроме как пойти туда, где произошло несчастье: в мансарду главного корпуса.

В отделении все как будто успокоилось: деловито сновали медсестры, из столовой доносился шум посуды. Хотя завтрак давно кончился, некоторые пациенты сидели в пижамах, в общей комнате с распахнутыми настежь окнами искрился прозрачный воздух. Чад тоже присел на диван недалеко от входа, оставшись почти незамеченным, – пациенты были заняты настольными играми, когда в проеме двери появилась Арлин. Лицо ее казалось хмурым и озабоченным.

– Я ищу тебя все утро! – раздраженно бросила она. – Мне сказали, что ты не ночевал у себя. Нам нужно поговорить по поводу занятий, но не сейчас, я тороплюсь на собрание. Что касается сегодняшних уроков, я думаю, ты понимаешь, что будет лучше, если мы отменим их. – Заметив выражение его лица, она смягчилась и, подойдя, присела рядом. – Я знаю, как ты привязан к ней; давай верить, что с Мэри все будет в порядке.

– Я хочу подняться в мансарду.

– Хорошо. Собери все, что там осталось: картины, краски, кисточки. Сейчас там наводят порядок, слесарь меняет замок. Мэри где-то сумела раздобыть ключ – очевидно, она пробиралась туда не единожды.

Глава 9

Что такое разум? Безумие всех. Что такое безумие? Разум одного.

Карл Людвиг Бёрне

Чад не сразу отправился наверх, решив еще немного побыть в общей комнате, настраиваясь и размышляя. Избегая тревожных мыслей о Мэри, он заставил себя думать об Аманде, о том, как настойчива она в отношении него, как тешит себя романтическими иллюзиями, не замечая очевидного равнодушия. Как далека она от его переживаний! Если бы она только могла заглянуть в душу Чаду, понять то, что на самом деле волновало его, какие страшные догадки порой терзали его, какие мысли. Он с горечью признавал, что она не способна осознать исключительность процессов, происходящих в Бетлеме. «Как краток твой разговор с вечным, Аманда, как ты беспечна! – думал Чад. – Как незамысловаты твои желания и потребности! Оставайся там, где тебе место, и только прошу не мешать, не строить для меня новой