Кисть тоски - Оксана Триведи

писать. Как всё легко и просто! Набирать собственные предложения на компьютере. Одно сплошное удовольствие. А ещё обнаружится приятная прелесть. Ведь в понедельник ко мне не пристанет главный вред на планёрке, потому что я смогу смело заявить, что выполнила с честью и достоинством его задание и личную миссию, которая, как мне кажется, на меня возложена. Специальная шкатулочная тайна меня окружает. Я вляпалась в историю и не знаю, опасная ли она, справлюсь ли я с этим непонятным грузом? Скорее бы уже завтра, а то я устала, странно устала, дико устала ждать. Хочу узнать, чтобы не думать больше об этом. Сейчас я не могу спокойно жить. Что-то тревожит меня, беспокоит моё сердце, приводит в смятение мою душу. Я чего-то сверхъестественного желаю и даже предположить не смею, что в итоге получу. Освобожусь ли я от зависимости? Зависимости тяжёлой. Зависимости. Как смешно! Я не знаю, от чего или от кого завишу. В том-то и дело, что нет дела», – думала и слишком нервно ходила по комнате Чаркина.

Она вспомнила про покупку на блошином рынке. Подошла к книжной полке. Взяла маленькую шкатулку в руки. Провела указательным пальцем по вырезанным буквам, складывающимся в слово «Budapest». Осмотрела изделие со всех сторон, а затем открыла. Внутри красная мягкая ткань. Немного напоминает бархат. Каролина так и не положила ничего в шкатулку. Купила, опять-таки не зная, зачем. Эти вечные вопросы надоели. Зачем? Почему? Что? Как? Когда? Когда всё закончится. Видимо, ей требовался отдых. Вроде бы не было ничего сложного в том, чтобы взять и поместить кольцо, браслетик, цепочку. Но… Но что напрягало? Отпугивало? Заставляло забывать на время об этом предмете в комнате. Трудно? Нет. Больно? Нет. Было всё просто. Просто? Нет, не просто. И всё же она не хотела ничего своего туда класть. Собиралась хранить колечки. Передумала. Передумала после истории, которую ей рассказала квартирная хозяйка. Повертела шкатулку в руках. Поставила на место. Отошла. Резко повернулась и вновь открыла крышку маленькой волшебной вещицы. Чаркина склонилась над шкатулкой и втянула носом аромат, источаемый постаревшей тканью на дне. «Запах времени. Пан Время и пани Судьба. Забавно выражался тот старичок, что продал мне венгерскую шкатулку. Пан, пани. Сейчас, пожалуй, в Польше и в Чехии, да и в Словакии, вероятно, и осталось такое вежливое обращение к мужчине, к женщине. В Украине уже не употребляют эти милые слова. А жаль. Впрочем, нам бы тоже не помешали они. Всё-таки некрасиво обращаться к пожилой женщине: «Девушка, вы не подскажите…» или «Молодой человек!» к непонятному возрасту сильного пола. Глупо слышать со стороны. Мы все нелепо выглядим, потому что нет стандартной учтивой фразы. «Товарищи» – прошлое. «Дамы и господа», «Леди и джентльмены» – чужое, европейское, однако используемое нами постоянно. Ладно. Не мне решать, что правильнее. Я не власть. Хотя я представитель четвёртой власти – СМИ. Захочу и буду выражаться словами, которые нравятся мне. Пан, пани», – размышляла Каролина. Она снова принюхалась к шкатулке. Она не давала ей покоя. «А дедушка-продавец верно заметил, что «шкатулка – осколок от настоящего, превратившегося в прошлое, которое очень скоро станет будущим». Замечательная мысль. Возможно, я её задействую в статье о шкатулках, о мастере. Хорошо, что я её дословно запомнила тогда и записала, как только отошла от лавки. Пан Время, помоги мне обрести себя. Я хочу найти ту девушку, спокойную, смелую, нежную, которой я совсем недавно была. Забери от меня странную тревогу, унеси её в небытие. А ты, пани Судьба, дай мне хотя бы один-единственный раз увидеть его вновь. Ты знаешь, кого. Я, кажется, полюбила. И ты прекрасно понимаешь, что твоя помощь мне нужна. Очень. Сейчас», – вела беседу со своей душой и другими лицами журналистка.

Неожиданно всплыла в голове беседа с Викой, и Каролина поставила шкатулку на полку: «Не могу вспомнить, что важного говорила мне Колесникова. И почему мне это необходимо? Кажется, необходимым. Нет, я уверена в необходимости. Ладно, потом подумаю. Нужно отдохнуть перед «Ярмаркой шкатулок». Надеюсь, герои моего завтрашнего дня будут не такими тщеславными, как в том романе Теккерея». Напевая знаменитую песню красавицы Мэрилин «I wanna be loved by you, just you, and nobody else but you…», Чаркина направилась в ванную.

Глава 33. Может быть

(нас связывает что-то, только как определить, что именно)

Кристиан создавал себе завтрашний день. Схему мероприятия он тщательно обсудил с Яношем. Они продумали всё. Где будут стоять столики с новыми шкатулками, где со старыми, где будут продаваться, а где просто демонстрироваться. Конечно, главный уголок, то есть тот, в котором расставят исключительно старинные шкатулки, будет по-особому выделен. Разумеется, Кристиан должен уделять ему внимание. Лишь он знает, как выглядит шкатулка, ради которой потрачено столько времени и ради которой задумана «Ярмарка». Правда, не столько знает, сколько представляет. Бетлен с бесконечной благодарностью и дружеской симпатией следил за действиями Яноша Сонди. Он беззаветно, с дикой страстью добродушия помогал ему в воплощении этой безрассудной, на первый взгляд, идеи, чем вызывал своим поведением небывалую нежность. «Какое счастье, что у меня есть такой друг! Янош, спасибо тебе! За доброту, за самозабвение во имя цели, которая, может быть, и не будет достигнута. Ведь он, наверняка, как и я, в душе, сомневается, что из нашей, правильнее, из его «Ярмарки шкатулок» что-нибудь получится. Но мы должны попробовать рискнуть. Мы уже здесь, а значит, самый смешной поступок – взять и остановить претворение в жизнь», – вспоминал Кристиан обстановку в просторном зале ДК «Химик». Суетились рабочие. Янош давал какие-то команды. Расставлялись столы, развешивались таблички «ПРОДАЖА НОВЫХ ШКАТУЛОК», «ВЫСТАВКА НОВЫХ ШКАТУЛОК», «СТАРЫЕ ШКАТУЛКИ». У входа в зал стояла афиша на забавных ножках. Она приглашала войти и познакомиться с изделиями прекрасного деревянного искусства. Она же сообщала о том, кто устроил с одной стороны столь странное занятие, а с другой – вполне обычное, не выходящее из ряда вон, разве что своей внезапностью, почему-то безоговорочной поспешностью, воодушевлением, о которых знали только сами затейщики.

Молодому Бетлену не хотелось спать. Завтра последняя надежда. А послезавтра юбилей деда. Неужели он не отыщет шкатулку? Неужели она не придёт? Кристиан снова подошёл к окну. В номере было прохладно. Он этого не замечал, поскольку наворачивал круги: от кровати до двери, от двери до окна. И заново тот же маршрут. Он выглянул в окно. Ночь. Горят фонари. Значит, еще нет двенадцати. Да, он уже знал, что фонари в Белом городе выключают в полночь. Он проводил ночи без