Индекс Франка - Иван Панкратов

гиперемия за прошедшие три дня наросла. Платонов пожал плечами, по внутренней связи позвонил в гнойную хирургию и предупредил о скором поступлении пациентки с диабетической стопой. Потом услышал жужжание телефона в кармане, посмотрел на экран. Реанимация. Их, ожоговая реанимация. Надо идти.

— В общем, вы тут без меня уже, — он махнул рукой сёстрам. — Оформят — буду ждать её в отделении. Надо идти, вызывают.

Уходя, он услышал:

— И здесь такие же. Три секунды посмотрел, два вопроса задал, и бегом. Надо про него тоже написать…

«Бумага всё стерпит», — сурово подумал на ходу Платонов. Потом вспомнил, к кому идёт, и окончательно помрачнел.

Русенцову Виктор совместно с реаниматологами лечил уже седьмые сутки. Он выполнил ей обширную двухэтапную эпифасциальную некрэктомию, убрав за два подхода практически все ожоговые струпы, и сейчас она находилась в той фазе, когда кровило каждый день, помногу и отовсюду. Хуже всего было то, что раневую поверхность сразу после операции прикрыли «Полипраном», который попутно обладал свойствами целлофана и удерживал в себе большие гематомы. О кровотечении становилось известно только тогда, когда оно выходило из берегов — за пределы повязки. Или когда повязку снимали в операционной, и по виду больших сгустков крови под раневым покрытием становилось ясно, почему периодически падал гемоглобин. Реаниматологи занимались ей, как и всегда, очень тщательно, переливали кровь, и в целом состояние не ухудшалось. Временами она приходила в сознание, но говорить с трахеостомой не пыталась, только водила глазами из стороны в сторону и пробовала шевелить руками и ногами.

Сестры стали фиксировать её, когда поняли, что она пытается выдернуть всё, что было в неё вставлено — трубки, катетеры. С тех пор, как желудочный зонд ей возвращали за сутки трижды, была дана команда привязывать руки. Это возымело эффект, проблемы с катетерами и зондами прекратились.

С кровотечениями Платонов тоже периодически справлялся, ожидая, когда пройдёт этот период и можно будет выполнить пересадку кожи. Пациентка привыкла к его посещениям, но каждый раз, когда под ногу ей подкладывали электрод, понимала, что сейчас будут снимать повязки и коагулировать, и начинала выкручивать руки из тряпочных ремней. Она то ли боялась, то ли, наоборот, хотела помочь — понять её не пытались, потому что это понимание ничего бы не изменило.

Во время работы Виктор молчал, стараясь не смотреть в глаза пациентке. Ему было жизненно необходимо делать всё максимально быстро и точно — чтобы поскорее уйти и не приходить сегодня второй раз. Получалось это далеко не всегда, чаще всего возня с сосудами продолжалась минут двадцать, до полной и гарантированной остановки кровотечения. Платонов принёс из дома налобный фонарик, оставил его в реанимации на подоконнике возле клинитрона — этот дополнительный источник света значительно ускорил все процедуры с Русенцовой, но даже с его помощью разглядеть что-то на спине было сложной задачей. Так что сейчас, идя по звонку из реанимации к Русенцовой, он не ждал ничего хорошего, вспоминая на ходу, прикатили коагулятор сегодня в реанимацию или нет.

Но всё оказалось несколько иначе. На посту в реанимации сидел Кириллов и играл в телефоне в какие-то шарики.

— Сейчас… Тридцать секунд, — он делал какие-то быстрые пассы пальцами по экрану. — Нельзя останавливаться…

Виктор послушно замер. Кириллов же спустя обозначенные тридцать с небольшим секунд торжествующе отбросил от себя телефон на диванчик.

— Знай наших! — сказал он Платонову. — Раза, наверное, с двадцатого. Уровень какой-то дикий совершенно. Они там, в этих играх, берегов не видят. Хочешь пройти — или вот так, как я, по-честному долбись, или денег им кинь, и запросто тогда всё откроется. Всё, как в медицине, согласен, Виктор Сергеевич?

— Всё как везде, в принципе, — согласился Платонов. — Бюджетная сфера на донате держится. Или как в мире игр, если по аналогии — «покупки в приложении». Попал в бесплатную медицину — для прохода на следующий уровень было бы неплохо купить доктору какой-нибудь напиток, повышающий ману.

— Да какой напиток, — отмахнулся Кириллов. — Шоколадку не купят. Ладно, я чего звал. Она тут в сознании была…

— Так не кровит, что ли? — перебил его Виктор.

— Если бы кровила, мы тут с тобой сейчас не рассуждали, — глядя с дивана на Платонова снизу вверх, ответил Кириллов. — Всё, Витя, гораздо интереснее.

Кириллов встал, загадочно подмигнул и показал Платонову на листок бумаги, лежащий на стойке поста возле телефона. Виктор перевёл на него взгляд, потом вновь посмотрел на Кириллова — на этот раз вопросительно.

— Я так понимаю, Вера Михайловна в клинитроне и под нашем чутким руководством немного вернулась в границы разума. Совсем чуть-чуть, но ей хватило.

— Ты сейчас про что? — ничего не понимая, спросил Платонов. — Она больше с ума не сходит, и вы её отвязали?

Он сделал несколько шагов вперёд из предбанника в отделение и заглянул в боковой зал, где лежала Русенцова. Нет, всё, как обычно, она на вспомогательном дыхании, к рукам тянутся ремни. Глаза Веры Михайловны были закрыты — Платонова это несколько успокоило; каждый раз встречаясь с ней взглядом, он словно получал удар током из прошлого, и это до чёртиков выматывало.

— Всё, посмотрел? — Кириллов прошёл за ним следом, приобнял за плечо и вывел из зала обратно к посту. — Никуда не делась она. Но.

И он постучал пальцем всё по тому же листку бумаги.

— Как ты думаешь, что здесь?

Платонов пожал плечами.

— Жалоба от родственников?

— Вот всегда вы в ожогах думаете только о плохом, — возмутился Кириллов. — Жалоба, приговор, повестка.

— Да потому что я не помню, чтобы нам благодарности писали, — покачивая головой, снисходительно ответил Виктор. — Только ядом плюют.

— Это потому, что у вас работа поставлена на какие-то странные рельсы, — развёл руками Кириллов. — С пациентами и их родственниками надо работать. И тогда будет, как в гнойной хирургии.

— А что там, в гнойной хирургии?

— А ты не в курсе? — всплеснул руками реаниматолог. — Ходишь на дежурствах и не обратил внимания?

— Да на что? — возмутился уже Платонов. Мало того, что он бросил в приёмном пациентку, чья семья была готова писать не благодарность, а как раз жалобу на всех подряд — так ещё и тут загадками какими-то говорят.

— У них на посту лежит тоненькая тетрадочка, — хитро улыбнулся Кириллов. — Книга благодарностей. И в ней — только хорошие слова. Никаких жалоб. Зайди, посмотри, ты ж сегодня как раз в наряде стоишь, будешь там с обходом. Рекомендую для поднятия тонуса и для правильной профессиональной ориентации.

— Ты скажешь, зачем позвал? — нетерпеливо спросил Платонов.

— Конечно, скажу, — улыбнулся Кириллов. — Вот уже прямо сейчас.

Он взял в руки листок.

— Вера Михайловна Русенцова сегодня попросила у нас ручку, — сказал он Платонову. — Представляешь? Засопела так громко, застонала. Сестра подошла, а она глазами косит на руку. А руку сложила, как будто соль хочет насыпать — в щепотку.

— И как вы догадались, что это значит?

— А мы не сразу догадались, — развёл руками Кириллов. — Сначала вообще её нафиг послали. Но она продолжала. Тогда девчонки манжетку в трахеостоме немного подспустили и начали её спрашивать, чего ей надо, а она прошептала: «Ручку» и показала рукой в воздухе, будто пишет. Дали ей листок бумаги и ручку красную для температурных графиков; в пальцы вложили, к листку поднесли.

Кириллов перевернул листок так, чтобы Платонов видел его содержание. Виктор прочитал кривые печатные буквы, выведенные нетвёрдой рукой, потом перевёл глаза на Кириллова.

— И всё?

— А это мало? — Кириллов расширившимися от удивления глаза смотрел на хирурга. — Да она вообще молодец, что до нас сумела достучаться. Думаю, тебе надо с ней поговорить — она потом, когда написала, губами всё шевелила, чтобы сказать, кому записку отдать. Сестры опять в угадайку сыграли, фамилии ей накидывали. На твоей закивала и повторила: «Платонов». Так что давай, думай — может, она тебя в завещание ещё успеет вписать.

Кириллов засмеялся, с размаху припечатал листок к груди Платонова и вышел в коридор. Виктора слегка покачнуло; он ухватился за записку и перечитал её ещё раз.

Там было всего два слова. Семь букв, нарисованные словно первоклашкой.

«ЗНАЮ КТО»

Платонов сложил листок в несколько раз, сунул в карман. Подумалось, что эти