Суоми в огне - Ульяс Карлович Викстрем

Толково провернули тогда, в апреле, это дело. Как не хотелось господам, а пришлось уступить. Ничего не могли они поделать! Пришлось сократить рабочий день сразу на два часа, а заработную плату сохранить прежней. Теперь это надо провести через сейм, но господа в сейме не желают утверждать закон. Никуда они не денутся, покрутятся и утвердят, рассуждал старик, улыбаясь своим мыслям.

Сандра хлопотала у плиты, от которой веяло теплом. Оно приятно согревало спину.

Так вот, под давлением рабочих масс будут проведены одна за другой реформы, и так постепенно власть перейдет в руки организованного пролетариата. Медленно, но верно, — мирным путем, парламентскими методами, без всякого бряцания оружием. Так незаметно совершится революция и наступит социализм.

Как скала, крепка была вера старика в то, что так и будет и что времени на это потребуется немного.

И теперь, когда победа уже близка и возможна, появляются новые пророки и начинают проповедовать, что необходимы другие методы, нужны Красная гвардия и вооруженная борьба! Мол, и революцию надо тоже совершить насильственным путем, при помощи оружия. Нет, Каутский эти вещи совсем не так объясняет.

Молодым и неопытным такое, конечно, ударяет в голову, дурманит, как угар. Им только дай побузить, они любят хватать друг друга за грудки. Им недолго и за винтовки взяться. Но это же будет противоречить пролетарскому учению.

Так понимал эти вещи он, Висанен. И всегда был уверен, что о вооруженной борьбе, за которую эти горячие головы ныне ратуют, в «Манифесте» ничего не говорится.

Старик снова взялся за книгу и, поправив очки, стал листать ее.

В последние дни старик Висанен очень встревожен: в течение нескольких дней на Корппола-гору приходят какие-то люди, что-то измеряют и не хотят даже сказать, зачем они это делают. Что-то они затевают. Потом до старика дошли слухи, будто один делец облюбовал их гору и отсюда всем придется убираться, поскольку здесь, на этом склоне, начнутся камнеразработки.

«Как же так?» — горячился старый Висанен. Здесь их приусадебные участки, избушки, которые они сами построили, они живут здесь бог весть с каких времен. Нет, он готов драться, он даже в суд пойдет.

Приподнявшись со скамейки, старик посмотрел в окно на серые скалы, которые были так дороги и близки его сердцу. И тут он увидел, что в гору поднимается Яли.

Висанен быстро сунул «Манифест» на полку, за другие книги. У них с Яли большие разногласия по вопросам политики. И каждый раз, как Яли зайдет, у него с отцом начинается спор...

Яли присел поговорить со стариком. Отец рассказал о своих заботах и горестях. И опять они заспорили... Старик не выдержал, начал наставлять сына:

— Нет, сынок, так нельзя. Не надо противодействовать властям...

На эту тему у них был уже не один разговор. Теперь старик так горячился, что вскочил и, забыв спять старый фартук жены, стал ходить взад-вперед по комнате. В таком виде — длинный залатанный передник, сердитое лицо, седые волосы растрепаны, щеки раскраснелись — старик выглядел смешным гномом.

— А я скажу, что как бы там ни было, а закон и порядок должны быть в стране, — доказывал он. — Так есть и так должно быть.

— Какие бы несправедливости власти ни творили? вставил Яли.

— Нет, сынок. Власти несправедливостей не творят. Они пользуются своим мечом и поступают согласно закону и правосудию. А если и случается когда ошибка, ее исправляют. Для того и существует закон, правосудие, сейм.

— Закон! Правосудие! — передразнил Яли. — Чей закон, чье правосудие? Кто у нас издает законы? Много ли в них таких пунктов, что защищают твои права?

Этого старик не знал. В суде он никогда не бывал и даже гордился этим. «Честному человеку нет нужды переступать порог суда», — говорил он.

— В том-то и дело, что рабочий требует прав. Терпению его приходит конец, потому что постоянно творятся несправедливости.

«Несправедливость... несправедливость...» — Старику даже смешно стало.

— Чему ты улыбаешься? Разве это смешно? — вспыхнул сын.

— Смешно. Смешно слушать болтовню нынешней молодежи...

Старик попытался уязвить как можно больнее. В это время вошла Сандра.

— Да хватит вам ссориться, вы же взрослые люди, — сказала она. И тут же стала упрекать Яли: — Зачем ты все донимаешь отца? Он ведь старый человек.

— Он сам задирается и ехидничает. Да еще и издевается.

Наступила такая неприятная пауза, когда продолжать спор не хочется, а новая тема для разговора не найдена.

Старик раздраженно ходил взад и вперед по мягкому половику. Яли решил подбросить ему еще один вопрос, пусть старик подумает.

— Или, может, справедливо поступили с торппарями в Лаукко и Сялинкя?

Для старого Висанена выселение торппарей из Лаукко было самым неприятным воспоминанием. Еще и теперь, много лет спустя, при упоминании о них у него невольно начинают дрожать руки и по спине пробегает холодок.

Висанен был тогда как раз в Хельсинки — ездил за новыми станками.

Зима выдалась снежная и морозная. На привокзальной площади собралось тысяч десять хельсинкских рабочих. Падал снег. Люди стояли угрюмые, возмущенные безнаказанными, бесчеловечными действиями. Они пришли выразить свой протест, осудить произвол властей.

На площадь срочно прибыл отряд вооруженной полиции. Было известно, что в сенате решили, если будет необходимость, обратиться к генерал-губернатору, чтобы тот послал солдат на помощь полиции.

Люди долго стояли, разбившись на группы, не хотели расходиться, Висанен тоже остался. На площади раздавались нелестные слова в адрес полиции. Пелись песни трудового народа.

Помощник полицмейстера Яландер, багровей от злости, стоял посередине площади и, заложив руки за спину, приказывал расходиться.

— Приказывай, не приказывай, а мы не уйдем. И прогнать нас не прогонишь! — крикнул из толпы хриплый голос. Невысокого роста человек остановился перед Яландером.

— Это вам не торппари, которых можно мордовать. Рабочим ваши дубинки нипочем, —говорил он задиристо, — они их не боятся!

— Гоните к дьяволу эту жирную харю, — раздалось позади. И снежный комок пролетел около самого уха помощника полицмейстера.

Яландер нервничал.

— Я советовал бы вам... не очень-то распоясываться, плохо будет, — крикнул он. — Я — представитель власти и никуда отсюда не уйду, сколько бы вы ни бесились.

— Да торчи здесь хоть до весны. Торчи, покуда на Кеми сплав не начнется...

Грянул дружный смех, заглушив последние слова: когда-то Яландер совершил со своим воинством поход на север, ходил «успокаивать» бастовавших сплавщиков.

Из толпы выскочил какой-то мальчишка.

— У-y, черт! —