Суоми в огне - Ульяс Карлович Викстрем

— Тогда у нас били торппарей. Теперь настал черед рабочих, — сказал Яли. — И так с хлебом туго, а тут еще и заводы останавливают. А не будет работы, не будет и хлеба. И детишки голодать будут. Тут уж не до смеха...

— Так ведь мы сами заводы останавливали, — проворчал старик.

— Да, останавливали, но для того, чтоб господа не смогли добиться своего.

В голосе Яли прозвучала злость. Отец молчал.

Хлеб с примесью сосновой коры ему еще не приходилось есть. Но и в его жизни случались времена, когда не хватало хлеба, как теперь.

Пока с питанием было более или менее сносно, Висанен был доволен жизнью. Он знал, что во многих местах на севере страны людям живется намного труднее. Но когда и у них с продуктами стало туго, старик начал возмущаться: «Если уж до такого дожили, — раздраженно говорил он, — то действительно что-то неладно...» Во многом мнения отца и сына теперь совпадали, но тех форм борьбы, за которые стоял сын, старик все равно не мог одобрить.

— Судьба детей — вот что самое печальное. Им, бедным, столько страдать приходится... — вздохнула мать.

Старик Висанен стоял у окна и смотрел на улицу. Наступал вечер, сгущались сумерки...

Когда Яли ушел, старик снова достал «Манифест». Ага, вот это место: «...более или менее прикрытую гражданскую войну внутри соответствующего общества вплоть до того пункта, когда она превращается в открытую революцию, и пролетариат основывает свое господство посредством насильственного ниспровержения буржуазии».

— Гм... Так и сказано: «Посредством насильственного ниспровержения». Да, это слова самого Маркса, если только перевод здесь правильный. Странно, что я раньше их не замечал.

ВЕСТЬ ИЗ РОССИИ

Юкка стоял на перроне, ожидая отправления поезда. Из Хельсинки он уезжал в непонятном смятении.

В поезде он первым делом с жадностью прочел сегодняшние газеты. В них были хорошие вести из России. Народ приветствует мероприятия нового правительства: декрет о земле, предложения воюющим державам о заключении мира, меры по улучшению положения с хлебом. В России начали функционировать новые, органы власти, которые называются Советами.

Юкка попытался мысленно подытожить все, что было обсуждено и решено на партийной конференции. Но впечатления были неопределенными и противоречивыми. Казалось, руководство партии боится, как бы положение еще больше не обострилось, только бы не началась открытая борьба. «Как будто ее можно предотвратить, если она неизбежна...»

Докладчик на конференции говорил, что руководство поступило совершенно правильно, прекратив забастовку и не допустив в стране полного развала. «Конечно, может наступить и такое время, когда нам придется взяться за оружие, когда нас заставят пойти на это, когда не будет иного выхода».

— По сейчас еще не время, — убеждал докладчик с умиротворением в голосе. — Рабочий класс не должен рисковать своими великими завоеваниями. Есть еще возможность разобраться в положении мирным путем. Поэтому мы сложили оружие...

Эти доводы казались Юкке неубедительными. Его поразило, как вяло и неуверенно прошло на конференции обсуждение всех важных вопросов. В Хельсинки словно ничего и не слышали о бурных волнениях, захвативших страну. Или, может, обстановка в других местах не так накалена, как у них, в Турку?

Нет, так же! Делегаты с мест говорили в своих выступлениях то же, что и он, Юкка. Со многими из них он лично разговаривал. Оказалось, везде одно и то же.

Сам Юкка, выступая от имени рабочих Турку, заявил:

— Грядущие поколения не простят вам, если мы не сделаем все для победы рабочего класса.

После Юкки слово предоставили гостю из Петрограда.

— Товарищи! — начал он гортанным голосом. — Я делегирован к вам для того, чтобы приветствовать вас от имени пролетарской революции в России.

Было что-то величественное в том, что представитель революционного правительства России стоял на трибуне и говорил с представителями трудового народа Финляндии, с рабочими и торппарями как товарищ по борьбе.

— Время разговоров прошло. Настало время, когда наши лозунги должны быть проведены в жизнь. Полная свобода устройства своей жизни за финляндским, как и за другими народами России! Добровольный союз финляндского народа с народом русским! Никакой опеки, никакого надзора сверху над финляндским народом! — таковы руководящие начала политики Совета Народных Комиссаров.

Это были новые слова. Победившая русская революция обращалась через голову буржуазии непосредственно к рабочему классу Финляндии.

— Товарищи! До нас дошли сведения, что вас пугают голодом, саботажем и прочим. Позвольте вам заявить на основании опыта, вынесенного из практики революционного движения в России, что все эти опасности можно преодолеть, если действовать решительно и без колебаний. В такой атмосфере может удержаться и победить только одна власть, власть социалистическая. В такой атмосфере пригодна лишь одна тактика, тактика Дантона: смелость, смелость и еще раз смелость!

Оратор говорил медленно, но уверенно, словно отчеканивал каждое слово. В его речи звучала глубокая вера в победу трудового парода.

И если вам понадобится наша помощь, мы окажем вам ее, по-братски протянем вам руку. В этом вы можете быть уверены!

Речь перевели на финский язык, все бурно аплодировали.

Многие из присутствовавших на конференции финских социалистов были лично знакомы с Лениным, знали, что руководитель русских большевиков следит за борьбой финского народа, поддерживает его.

Слушая сейчас выступление гостя из Петрограда, они чувствовали в его словах то горячее участие, с которым Ленин относился, к народу Финляндии.

«Посмотрим, что теперь скажет Аукусти», — Юкка улыбнулся, вспомнив, как Карпакко и Кярияйнен напутствовали его, провожая сюда, в Хельсинки. Их наказ-то он выполнил.

Да, сейчас бы нам выступить, когда с востока подули новые ветры, неся с собой горячее дыхание свободы, когда великие идеи, зародившиеся в рабочем классе Финляндии в лучшие моменты его борьбы, захватили массы. Вот теперь бы выступить нам и свергнуть власть эксплуататоров. Ведь налицо и воля, и вера в победу, и сила, и решимость.

Но руководство, видно, не готово к этому. Оно увлеклось другими вопросами, всецело направило свое внимание на парламентскую работу. Вчерашнее решение конференции тоже не внесло никакой ясности... Сколько Юкка ни думал, он так и не смог определенно сказать себе, что же все-таки решила конференция.

Поезд приближался к Турку. И чем ближе становился дом, тем больше Юккой овладевали другие мысли и заботы. Заботы, которые ждали его там, дома.

«СЕППО ТОЖЕ ХОЧЕТ КУШАТЬ...»

Пожалуй, слишком тяжелую ношу взвалил Юкка на