Бельтенеброс - Антонио Муньос Молина

в ночи и в реальности настоящего подобно затонувшему кораблю, который на стальных тросах тянут из морских глубин мощные краны. Я попросил высадить меня прямо здесь: пальцы судорожно обшаривали карманы, путались в складках, выискивая монетки. Я протянул их все, сколько нашел, не пересчитывая, в страхе, что, как только отведу взгляд, устремленный сквозь стекло на это здание, оно исчезнет. Таксист что-то сказал, но я не ответил. Я уже шел к «Универсаль синема», будто участвуя в инсценировке собственного прошлого, однако теперь в руках у меня не было дешевого романа, только что купленного на вокзале, и не было потаенного намерения казнить кого бы то ни было: человек уже умер, в нескольких шагах от меня, сразивший его выстрел уже прогремел — в тот момент, когда я поднимал пустую руку, словно держа пистолет, которым вовсе не собирался воспользоваться, но он каким-то загадочным образом оказался в моей ладони; и вот сейчас, чтобы заставить меня испить чашу до дна, время пошло вспять, как в прокручиваемой задом наперед киноленте, и я вновь был в точке, предшествующей гибели Вальтера.

Однако свет в кинотеатре не горел, главный вход и круглые окошечки кассы были заложены кирпичом и замазаны гипсовой штукатуркой, а фасад закрывали решетки, для надежности скрепленные висячим замком и несколькими оборотами цепи. Издалека здание казалось невредимым: внушительный кинотеатр тридцатых годов постройки с горделивостью то ли корабля, то ли маяка монументом из черного блестящего базальта высился на одном из перекрестков Мадрида. Однако нижняя часть фасада сплошь была облеплена слоями плакатов — рваных, вылинявших под лучами солнца и размытых потоками дождей, а если подойти ближе, то на гладкой поверхности увидишь трещины. Мраморные плиты местами отбиты, от маркизы остался лишь голый железный каркас. Я метался вдоль фасада, словно надеялся найти хоть щелку, что позволила бы мне проникнуть внутрь; я обеими руками тряс замок и металлическую решетку, испытывая их на прочность, я водил руками по гладким мраморным плитам и шершавым рядам кирпичей в надежде нащупать выступ, волшебную кнопку, при нажатии на которую откроется потайная дверца. Все это, конечно, ни к чему не привело, и я пошел дальше по тротуару с тревожным ощущением ошибки: зачем я только отпустил такси, зачем вышел там, где вышел, — сам я вряд ли смогу найти ночной клуб «Табу». И свернул на первом же перекрестке, как если бы вознамерился обойти вокруг крепостной стены, рассудив, что если на каждом углу сворачивать влево, то в конце концов я опять окажусь перед входом в «Универсаль синема», вопреки тому, что сейчас от него удаляюсь. Если пройти еще немного, то очень скоро, конечно же, обнаружится какой-нибудь переулок, который неизбежно приведет меня в исходную точку. Впереди, прихрамывая, шел человек. Когда он поравнялся с освещенной витриной парикмахерской, я узнал его и сразу же понял, в какой именно уголок Мадрида вновь привела меня судьба, прибегнув к помощи такси и призраков. Спина шедшего впереди была перекошена, словно одно плечо сгибалось под тяжелым грузом.

«Салон „Монте-Карло“» — прочел я изразцовую вывеску на стене, название парикмахерской. Еще несколько шагов — и я увижу дверь клуба «Табу». Хранящиеся в моей памяти географические представления и фантастические маршруты времени тут же сместились, словно в результате внезапного и совершенно беззвучного изменения конфигурации мира. Ночной клуб «Табу» и кинотеатр «Универсаль синема», невероятное прошлое и неисповедимое настоящее, находятся, оказалось, не на противоположных полюсах, как я себе представлял. Половину жизни я потратил на то, чтобы из одной точки прибыть в другую, но на самом деле они разделялись кратким отрезком переулка. Человек с кривой спиной вошел в таверну. Без долгих размышлений я последовал за ним, однако его не оказалось ни у стойки, ни среди тех четырех-пяти одиноких пьяниц, что сидели за столиками и без особого интереса следили за футбольным матчем на телеэкране. От барной стойки, по ту сторону стекла с наклеенными изображениями бутербродов и тарелок с кальмарами, исходящими паром, отлично было видно металлическую рольставню и погашенную вывеску клуба «Табу». Это был один из тех малоприятных баров, которые принимаешь как неизбежное зло, как приемную врача, которому не уготовано блестящее будущее. В нем воняло писсуаром и фритюром, пропитанной кислым вином древесиной, табачным дымом. С какой-то смутной ностальгией мне вспомнились уютные английские пабы и таверна в Брайтоне, где я, закрыв свою лавку, коротал зимними вечерами время, вспомнилось ее маленькое, словно иллюминатор, окошко, за которым виднелась зеленая полоса моря. И тут же подумалось, что если я туда и вернусь, если смогу вернуться, то все равно последствия этой поездки в Мадрид стали уже необратимы. Рядом со мной на стойке стояла рюмка с коньяком. Я заказал еще одну и стал ждать. От крепкого алкоголя начало подташнивать. Дверь в уборную открылась, и оттуда вышел человек с кривой спиной, обтирая носовым платком рот, широкий и красный, как резаная рана. Узнав меня, он улыбнулся. На нем был необыкновенно элегантный костюм с синим уголком платочка в верхнем кармашке пиджака и тесный жилет, обтягивающий выпуклую грудь подобно корсету. Он с трудом вскарабкался на соседний табурет и, прежде чем выпить, приподнял свою рюмку, будто предлагая мне присоединиться. После чего опрокинул рюмку в рот — голова его почти легла на плечо: шея у этого тела практически отсутствовала. С привычной сноровкой бармен вновь наполнил рюмку, и человек с перекошенным позвоночником немедленно схватил ее за ножку короткими пальцами, рассматривая рюмку как некую драгоценность, с видом глубочайшей удовлетворенности и даже высокомерия, явно наслаждаясь тем, что ему представился случай показать, что он — не исключительно слуга-приставала, каким предстал передо мной прошлой ночью.

— Стало быть, вы вернулись, — сказал он, обращаясь ко мне, и голос теперь звучал совсем иначе. — Все возвращаются. Что, не удалось заполучить девушку? Меня не проведешь — я знаю, что происходит. Вы просто пожалели, что не взяли у меня телефон, и теперь вернулись поглядеть на нее, но пока что не решаетесь ко мне обратиться. К тому же вам явно не терпится — пришли слишком рано, до открытия далеко. Впрочем, другие тоже так делают. Придут вот сюда, выберут местечко поближе к улице и глазеют в окно, чтобы не пропустить момента, когда она придет. Знаете, кого вы мне напоминаете? Был тут один такой, вечно приходил раньше времени, а потом ждал ее каждую ночь вон там, в переулке, и ни единого слова ей не сказал. Но сегодня вы только время зря потеряете. Предупреждаю вопреки собственному своему интересу, между прочим. Клиенты