Собаки и волки - Ирен Немировски

уехать или остаться где-то рядом с ним, если захочу, и попытаться вернуть его. Но я клянусь никогда больше не подходить к нему, никогда не напоминать о себе, о моем существовании ни словом, ни письмом, если вы думаете, что это может его спасти.

Лоранс молчала, но не делала ни малейшей попытки уйти. Она тоже с тревогой вглядывалась в лицо Ады, несомненно, желая прочесть мысли этой чужачки.

– Вы ему поможете?

Лоранс наклонила голову, похоже, невыносимая вульгарность этой сцены посреди улицы причиняла ей страдания и усугубляла ее обиду и боль, подумала Ада. На мгновение ей пришло в голову:

«Бедный Гарри… Несчастен с ней, несчастен со мной, между двух огней, между двух народов, что же с ним будет?»

– Вы можете ему помочь?

Лоранс тихо ответила:

– Не я. Мой отец.

– Да, я так и думала. А он захочет?

– Да, если мы откажемся от развода. А Гарри…

Она остановилась и болезненно покраснела:

– Гарри пытался вас найти?

– Нет.

Они замолчали. Ада снова спросила:

– Как вы думаете, мадам, можно ли все сохранить, восстановить, как было раньше, как будто меня и не было?

Лоранс ничего не ответила, но ее пальцы судорожно сжались под тонкой кожей перчаток.

Обе они, потрясенные страхом и ненавистью, молча смотрели друг на друга. Ада стояла неподвижно, ей казалось, что, уйдя сейчас от Лоранс, она потеряет Гарри и что все и вправду будет так, как будто его никогда не существовало.

«Как в сказках, – с изумлением подумала она, – когда человек оказывается у разбитого зеркала или погасшей лампы, и волшебство заканчивается».

Да, эта женщина, эта Лоранс была связующим звеном между ней и Гарри, единственной живой связью. Одно слово, один шаг, и все будет кончено. Она повернула свою жизнь назад и оказалась в той же точке, что и раньше. Ей с трудом удалось заставить себя уйти от Лоранс. Она не убежала, а медленно ушла, опустив голову. Но сердце, которое никогда не покидала надежда, начало трепетать, шепча:

«Я потеряла его и нашла. Может быть, еще раз?..»

Но нет! Жертва должна быть полной. Она силилась преодолеть это упрямое желание счастья и эту абсурдную, непонятную веру в то, что Гарри действительно предназначен ей судьбой.

Она шла с трудом, еле переставляя ноги, держась за ограду аллеи, губы горели, но слез не было.

32

Ада почти никогда не получала писем. Поэтому, когда в дом, где она жила, пришел конверт на ее имя, у нее на мгновение вспыхнула слепая надежда. Но это не был почерк Гарри. Это был всего лишь приказ о высылке в течение восьми дней, предоставленных для выполнения необходимых формальностей. Бена нигде не было. Возможно, его и не искали особо тщательно: с тех пор как Деларше взял на себя управление делами зятя, шум вокруг «скандала с бандой международных финансистов», как его называли, утих, а поскольку Бен был главным элементом судебного процесса, которого хотели избежать любой ценой, его присутствие во Франции было далеко не желательным. Но, как волна смывает обратно в море вместе с телом утопленника водоросли и ракушки, которые за ним последовали и плывут вместе с ним, так и дальновидная система правосудия выдавила изгнанных спутников пресловутого Бена Зиннера – его семью, мать и жену.

Это было сделано как можно более незаметно: газеты не были оповещены, Гарри ничего не узнал. Его дела шли своим чередом. После большой статьи в вечерней газете сведения об этой истории можно было найти только через несколько дней, на второй странице, более мелким шрифтом, затем они исчезли снова появились в виде небольшой заметки, среди разных других фактов, и наконец испарились окончательно. Лишь несколько бульварных газетенок воспользовались ею впоследствии, подобно тому как голодная собака подбирает брошенные другими объедки и тщетно ворочает кость: несколько туманных угроз, обещание сообщить подробности позже, затем произошли политические события большой важности, и наступила тишина.

После этого сигнала тревоги старый дом вновь обрел спокойствие и достоинство, как больной, который в бреду вспоминал молодость, постыдное прошлое и бесславные любовные похождения, а потом проснулся, не помня сказанных ночью слов, (а если они и всплывают в памяти, то он спокоен: вокруг него только профессионалы: врачи и сиделки; никто ничего не узнает).

Когда пришел приказ о высылке, тетя Раиса бросилась к Аде, умоляя ее найти Гарри, чтобы он их спас. Куда ей деваться? Какая страна ее примет? Как жить?

Потом она получила загадочную телеграмму и успокоилась. Аде стало ясно, что она получила весточку от Бена и что в далекой южноамериканской стране он скоро откроет новый магазин «Маленький Париж» или «Французская мода», и что энергичная сухопарая тетя Раиса со свежевыкрашенными в красный цвет волосами обрела новые силы и начинает новую жизнь. Она уже вовсю трудилась, подыскивая модели, которые можно было бы увезти более или менее контрабандным путем, и одновременно изо всех сил пытаясь добиться отмены покаравшей ее меры.

Вечером одна за другой пришли подруги тети Раисы, все эмигрантки, которых она знала в Париже. Это было необыкновенное собрание увядших лиц, расплывшихся талий и потухших глаз. Здесь были еврейки из Одессы и Киева, бывшие фрейлины императрицы, дамы полусвета, которые еще некоторое время блистали после изгнания и теперь, как они говорили, ели свой горький хлеб. Были жены или вдовы мошенников-финансистов, умерших, находившихся в бегах или в тюрьме. Для всех этих женщин известие о депортации одной из них имело понятный и зловещий смысл. Оно означало, что рано или поздно и их может коснуться та же мера, что и им в один прекрасный день придется покинуть убогую меблированную квартирку, парижскую улицу, на которой движение, шум, веселье, светлое небо, учтивые прохожие приносили им утешение, и слоняться у дверей консульств, ожидая обещанного паспорта, который так и не пришел, уезжать и где-то искать ненадежные средства к существованию. Днем они не показывались, им повсюду мерещились агенты и шпионы, вечером они становились смелее, поднимались по лестнице тети Раисы, садились под лампой и, собравшись в кружок, смотрели на открытый сундук посреди гостиной – символ угрозы. Затем при любом звуке – шагах консьержа на лестнице, стуке в дверь, телефонном звонке – они подхватывали юбки и спасались бегством. Так домашняя птица разбегается во все стороны, когда одну из них преследуют и ловят.

Они тихо обменивались адресами и советами:

– Я хорошо знакома с женой полицейского комиссара…

– Дочь моей хозяйки – секретарь в министерстве внутренних дел…

Потускневшие волосы, печальные глаза, плечи, сгорбленные под