Королева Парижа. Роман-фантазия о Коко Шанель - Памела Биннингс Юэн

цветов, так называемый абсолют. После экстракции его хранят в литровых стеклянных бутылях. Один килограмм абсолюта жасмина содержит масло, полученное из цветков со многих акров. – Она подняла плечо. – Перевозка в Нейи не станет проблемой.

Прюдон покраснел.

– Разумеется. Мне следовало это знать.

– Так как мы не продаем платья, месье директор, вы должны понимать важность такого шага для нашего Дома. – Ее тон стал резким. – Не сомневайтесь, Грасс это тоже понимает. В Грассе должны понять, что мадемуазель Шанель требует верности в обмен на бизнес.

– Да, мадемуазель.

«Подумай дважды, Коко. Пьер верил в тебя с самого начала, когда ты была еще рискованным вложением, когда Дом Шанель был новым и никому не известным. Помнишь ли ты, как он показал тебе первый флакон № 5, выпущенный после того, как было основано «Общество Мадемуазель»?»

Этот первый флакон до сих пор хранится у нее в сейфе на улице Камбон.

Но прошло столько лет, и Пьер изменился. Если она не будет действовать быстро, он ее уничтожит. Она этого не допустит. Она никогда не вернется к своей старой жизни, к тому, чем она была.

На Коко нахлынули старые страхи. Габриэль, малышка, которой она когда-то была, брошенная отцом, со стертыми в кровь руками, стоящая на коленях и скребущая каменный пол в коридоре аббатства на горе в Обазине. Она даже теперь чувствовала запах желтого мыла, леденящий холод северной части здания, где жили сироты.

Плиты в длинном коридоре образовывали узор в виде цветков с пятью лепестками. Пять – это ее счастливое число. Монахини сказали ей, что, когда она вымоет каждый камень, она сможет поесть. Господь говорит, что только чистоплотным, хорошим девочкам можно есть. Тогда она была Габриэль, сирота. Еще не Коко.

Пять, пять, пять, даже тогда она знала, что это число принесет ей удачу.

Коко вздрогнула, снова ощутив холод того коридора. Она не сомневалась, что приняла правильное решение. Деньги – это безопасность. Chanel № 5 – это еще раз безопасность. Пьер не оставил ей выбора, приходится бороться за то, что принадлежало ей. Никогда больше она не будет мыть полы ради еды и крова.

– Мадемуазель?

Голос Прюдона вернул ее в реальность. Она снова была Коко, и стены, возведенные ею за годы после Обазина, снова поднялись вокруг нее.

– Все, достаточно, – нетерпеливо сказала она. – Прошу вас, месье директор, отправляйтесь в Грасс. Вы останетесь в Каннах до тех пор, пока все контракты не будут подписаны. Мы проведем здесь столько времени, сколько потребуется.

– Да, разумеется. – Прюдон взял шляпу и встал.

– Завтра утром жду вас ровно в десять у меня на вилле. Так у нас будет время подписать и вернуть контракты.

Когда директор ушел, что-то мягкое коснулось ее лодыжки. Коко отодвинула стул, посмотрела вниз и увидела рыжую кошку, смотревшую на нее агатовыми глазами, зелеными с янтарными прожилками. Коко нагнулась и подхватила Цыганку на руки. Обняв кошку, она прошептала:

– Все хорошо, моя сладкая, ты в безопасности. – Коко позволила кошке устроиться у нее на коленях. Почесывая шелковистую шерстку за ушами, она заметила, что к ней торопливо идет официант.

– Прошу прощения, мадемуазель, – сказал он, протягивая руки к кошке.

Коко покачала головой.

– Нет, оставьте ее. Мы понимаем друг друга.

– Никто не понимает кошку, – хмыкнул официант. – А это умная кошка. Она скрывает свои мысли, как опытный вор.

– Пожалуй, я возьму ее домой.

Официант дернул подбородком в сторону отелей на бульваре.

– Цыганка живет там, в переулках, за кухнями. Она одичавшая, мадемуазель, она не останется. Цыганка не может без свободы улиц.

Коко гладила довольную кошку. Цыганка была теплой и мягкой. Но официант был прав. Она неохотно согласилась с ним:

– Я приму ваш совет, месье. Кошка останется свободной. Но пока я не ушла, принесите нам миску сливок.

Глава вторая

«Ла Пауза», неподалеку от Канн

Весна 1940 года

Вечером того же дня Коко сидела во дворе. Воздух, согретый мягким бризом, благоухал ароматами лаванды, мимозы и гиацинтов. Ветер с моря прогнал мысли о письме, которое Прюдон привез из Парижа.

Днем, когда боль от воровства Пьера еще не утихла, она отправила письмо с сожалениями Уоллис и Дэвиду на мыс Антиб. Слишком поздно она отказалась от званого ужина, который устраивали герцог и герцогиня Виндзорские, и понимала это. Не принято доставлять неудобства бывшему королю Англии, но такова жизнь. Пока она не получит контракты из Грасса, она не успокоится.

Вилла «Ла Пауза» расположилась в роще оливковых деревьев на скалистом мысу над Средиземным морем и была ее убежищем. Частично это был подарок Вестминстера перед его женитьбой. Всего лишь частично, потому что он купил участок, а Коко стала дизайнером дома и следила за стройкой, контролируя все до последней детали, даже состаренное дерево и фальшивую патину на ставнях, что придавало дому аристократичный вид, как у ношеных, но элегантно скроенных и сшитых твидовых пиджаков Вестминстера. Такой дом построил бы ее папа, если бы ему повезло и… если бы он вернулся.

Освещенная лунным светом Коко перебирала длинные нити жемчуга. Они заменили подарок Вестминстера, который теперь покоился на дне моря. Мама всегда носила нитку жемчуга вокруг шеи, пока не умерла от страшного кашля.

После смерти мамы папа отправил младших братьев Коко работать на ферму. Она до сих пор помнит, как мелькали их маленькие ножки, когда они бежали за старым фермером через поля, а папина повозка уезжала все дальше и дальше. Она смотрела вслед мальчикам, пока они не превратились в точки на горизонте.

А потом и папа ушел.

Он оставил Антуанетту, Жюли-Берту и Габриэль, всех трех сестер, в аббатстве в Обазине. Он пообещал вернуться за своими детьми, как только заработает денег, чтобы о них заботиться. Даже теперь при воспоминании об этом Коко помрачнела. Пока они долго ехали в сиротский приют, он сказал дочерям, куда они едут. Услышав эту новость, девочки зарылись в солому и теснее прижались друг к другу. Папа дал им яблоки, чтобы они поели. Но Антуанетта и Жюли-Берта плакали часами напролет. А Габриэль держала горе в себе.

В сумерках в Лиможе папа остановил повозку перед лавкой. Вывеска на двери обещала «Честные цены за ваш фарфор, серебро, украшения». Папа долго сидел, не шевелясь, сжимая в руке мамино ожерелье, как будто взвешивал его. Его лицо исказила гримаса. И Габриэль подумала, что он может заплакать. Но вместо этого он спрыгнул с повозки, выпрямился, крепче сжал пальцы и направился в лавку.

Коко вспомнила, как ощутила прилив надежды, пока смотрела на дверь. Папа передумал! Он продаст ожерелье, получит деньги и построит для них дом, обязательно теплый,