Разбирая огонь - Александр Уланов

— по правую руку головы читая

— в самолёте по рукаву, в чтении пирога и ловле полуогурца

— тебе начало французского сна. Чешущимся зубом

— будешь у меня, возьми зубную щётку в коробочке, если будешь на рынке, попрошу ещё одну керамическую

— керамическую что? не щётку же?

— пиалу среднюю, и чтобы понравилась. Продавец ближайший к моему входу, у него больше выбор. Переселением волос, личной тенью платана

— еду с узбекской чашкой и розовочёрной щеткой из жара в жар

— устраиваюсь в рыбачьем доме, ускоряясь к центру и птицам. П(р)ятками солнца — да, и ветку за окном, если зайдёшь

— ношение «Бесконечной беседы» по Крыму будет заменено ношением большой узбекской чашки по Криту?

— будем узбекской чашкой рассеивать. Жара здесь легка и пориста, через поры проходит ветер, удивляясь лёгкости, теряется в заложении собственного усилия

Столб воды. Кто-то в заливе гоняет на водяном мотоцикле, мотор мощный, воды для охлаждения надо много. Два столба — на двух мотоциклах. Исчезли. Что-то у них испортилось?

Снова два столба. А мотоциклов не видно. Откуда? Киты? Бухта в километре от аэропорта, над нами животы заходящих на посадку самолётов. Быть не может. Столбы пропадают, на воде больше ничего.

Белые струи, скорее пара, несколько метров высоты, вдвоём, секунд десять, достаточно, чтобы тебе успеть радоваться: «киты! киты!» Быть не может, но ничего другого тем более не может быть.

Теперь не плавание, а смотрение — не покажутся ли снова? Знакомая на Командорах каждый день ходила на берег — не появились. А тут чуть не в городе. Вот снова фонтаны.

Прямые и высокие. Потом смотрели в книге — финвал, да, в Средиземное заплывает. Эти два кита, наверное, вроде тебя и меня — лазают черт знает куда. То есть плавают. Но и мы.

— багаж сначала девять и шесть килограмма, заставили обмотать пленкой, после этого стал восемь и четыре, потом оказалось, что максимум восемь, а десять — ручная кладь, пропустили. Во всем теле вода. Дышу волосами

— неожиданием ночью навстречу длиннеющей тени непредположенного

— подводные ежи омедужены солнцем, видят сны (поэтому на нас и обиделись). Ловлю сном, арбузными каплями пробуждению

— подводные, когда втыкали иголки, были не в солнце, а в шторме — может, их волны разозлили? кувшины, на которых груди, выгибают шею птицей, поэтому и ласточки, а не дельфины?

— чувство острова — одновременно ограниченность и открытость — морю, ветру

— остров — противоположность комнаты, в которой ограниченность чувствуется сначала, открытость — потом

— наш общий друг, в дорогу: «Но если бы небо не было точкой, если бы оно не было столь же бесконечно малым, как и наиострейшее острие иглы, как я мог бы его перенести? — Не хочешь ли ты сказать, что небо погружается в нас, как острие иглы? — Ну да, так оно и есть»

— небо — внизу точка, а вверху широкое. Конус на острие, вверху пространство для полёта, внизу укол в сердце

— небо — отсутствие формы. Груз бесконечности давит на тех, кто смотрит, скатывается по отвесной прямой без промедления и ускорения. Взгляды — нити, цепляющиеся за бесконечность. Нужно хотя бы две

— отсутствие формы — возможность всякой — облака. Не обман — небо не обещало. Пустота — пространство для движения, земля держится на этом пространстве возможностей, на свободе и пустоте. Бесконечность никогда не говорит о бесконечности возможностей, страшно брать из её рук — не говорит — но в ней находят — попробуем?

— под балконом, как твой дельфин. Ищем друг друга

— дождем к вечеру вдруг

— облаком у дома ломая пирог жду вечернего дождя если подойдёт

— труба тихая

— если перевернуться и смотреть сверху вниз, получится кносская колонна

— труба слишком устала. Лучше кносская колонна получится из карандаша, которым пишешь и отмечаешь. Или из расширяющегося вихря. Правее трубы обернувшаяся голова динозавра. Ему построили корпус, пока строили, он вырос и не помещается, высовывает голову, поскольку медленный, от дождя убирать не успевает и ржавеет

— для меня столь же важны поры в опоре, позволяющие; не спрашивают, крепка ли опора, позволяют. Зона чужой свободы, которая, именно в силу чужой свободы исключается из ожидания, превосходя его потенциальность, но и расширяя её. Такое ожидаемое почти обречено на неосуществимость (для ожидающего), и поэтому, происходя, хочет походить на неожиданность, встречаясь при этом, по-видимому, с другим ожидаемым

— но, кажется, такое ожидание предполагает радоваться неожиданному встреченному, расширяться им и не жалеть о не произошедшем. Не нравится выражение «даю свободу». Свобода не даётся, растет изнутри, а извне человек соглашается с чужой свободой?

— развить тонкую сеть слуха, способную меняться с каждой новой капелькой-узлом, сеть, которая одновременно чувствует свои точки потенциального касания и хочет коснуться всеми, но при этом знает, что сила прикосновения огромна, что необходим частичный отказ в пользу лёгкости, касается в ветре собственной улыбки. Создавать область неопределённости, в которой предполагаемая потеря будет напоминанием, а не напоминание — потерей

— косвенное касание, остановившееся, коснувшись себя

— прозрачность стоящего за окном, от спины ветру видящим спину и ветер врозь

— после девяти около вокзала, позвоню

— с тенями пенками шёпотом поворотами

— тишина, за которой идет дождь

— дождь напуган твоим зонтом, дельфин поёт на улице, находясь дома. В лес, ждать дома? Варю картошку

— в 17.13 приеду, встретимся по дороге?

— Фоке открывается почему-то не из галереи прямо, а только через «открыть ссылку в другой вкладке», поэтому медленно. Кажется, так фотографировали бы в Средние века, веке в X–XI? Расплывчато и одновременно грубо. Мир вечного дождя. Ранее необходимые предметы, чьё назначение уже непонятно. Предметы, столь же полезные, как вавилонская башня. Дым в сумраке. Цветы как железные. Очень подходят чёрные кипарисы — мир мёртвых

— яблоней я быть отказываюсь — гриб?

— не яблоня, но и не гриб — медленный и бесформенный. Сложно переплетенная колючка с Грамвузы

— океанский песчаный берег, где волны останавливаются после долгого разбега и потому в человеческий рост, но человек там единственное вертикальное, тонкое и темное

— щепка человека откладывает тишину сопротивления в разрывах шума

— сопротивляется ли? в бухте кальдеры волнам не сопротивлялись, хотя и не тонули в них. Входя, всегда оставляя возможность выйти?

— возможность как оставленная земля, между уверенностью ступней и ускользанием горизонтали

— утро в вечер день в ночь тянется из ладони черноплодной рябины порохом сплетая дождь не касаясь

— время велосипедов, увидеть сегодня лучше завтра

— лунное затмение. Жасмин зацвёл

— у меня жасмин гораздо больше, а дождь обещают каждый день, но почти нет. Соборы без стен, улицы без