Несбывшаяся жизнь. Книга 2 - Мария Метлицкая

11

В марте умерла сестра Ирина. Повсюду только и слышалось, что бедняга отмучилась…

Лиза отлично разбиралась в категориях родственников онкобольных.

Есть те, кто сморкается, хлюпает носом и причитает: мол, как же так, за что? – имея в виду больше себя, чем больного. Они пугаются предстоящих нерадостных и хлопотливых лет. Конечно, больного им тоже жалко, но они искренне верят: ему-то все равно, ведь конец близок, а вот что предстоит им, родненьким?

Есть и те, кто рыдают громко, отчаянно, не принимая болезнь и не желая с ней соглашаться. Поначалу они резкие и скандальные: требуют невозможного, качают права, пугают высокими знакомствами, но – быстро сникают, становясь растерянными и на все согласными. Когда родственник уходит, они опять возмущаются и проявляют агрессию, обвиняя во всем медицину и медиков. Дескать, как же так, вы запустили, лечили неправильно, а вот на Западе…

Третьи страдают молча, слушая докторов и делая все, что возможно. Тихо, обреченно, без претензий и суеты. Не догадываясь, что именно они, такие родственники, продлевают жизнь близкому чело– веку.

Лиза не раз видела, как к концу пути все валятся с ног, теряя оптимизм вместе с остатками сил… Они готовы. Они смирились. Они ждут.

Ирину муж долго не отпускал и бился как гладиатор. Доставал новейшие препараты, возил на консультации к медицинским светилам, отсылал историю болезни жены в заграничные госпитали. Кормил черной белужьей икрой, давил гранатовый сок.

Ира есть не хотела. Последние месяцы она вообще ничего не хотела, а когда в палату заходила родня, тут же отворачивалась к стене. В коридоре рыдала красавица-дочь, растерянно молчал перепуганный младший сын – высокий рыжий мальчик с детскими глазами… И только Игорь, муж и отец, всегда знал, что надо делать. Выдержка у него была нечеловеческая.

Последнюю Ирину ночь – а то, что она будет последней, предупредили – Игорь провел с женой.

Рано утром, спокойный и аккуратно причесанный, он вышел из палаты, кивнув медсестре:

– Зайдите, начнем заниматься делами. Вы своими, а я своими. Кстати, во сколько открывается ваш кафетерий?

Медсестра проводила вдовца взглядом.

Ровная спина, четкая походка – ей-богу, не человек, а железный дровосек! «Заниматься делами»! Она-то понятно, рабочий момент. А он? Тоже заниматься делами? Ну да, дел полно. И перед этим надо позавтракать.

«Но судить людей грех, кто там знает, что у него внутри?»

И, тяжело вздохнув, медсестра поспешила в па– лату.

«Плохой хороший человек, – мелькнуло у нее в голове. – Был такой фильм. Странный и неприятный вдовец, а как ухаживал! До последней минуты был рядом, вот и пойми… Наверное, все мы такие – плохие хорошие люди».

На похоронах Игорь был такой же, как всегда: молчаливый, сдержанный, деловой, и ни одной слезинки не выкатилось из его холодных серых глаз.

Он не был похож на убитого горем вдовца, скорее на организатора и распорядителя траурной церемонии.

Было красиво. Да, именно так – красиво и торжественно. Зал в белоснежных цветах, классическая музыка. Ирина лежала красавицей. Спокойное надменное лицо. Гладко зачесанные, с пробором посередине, волосы. В ушах – любимые сережки.

Поминки справляли в ресторане «Прага».

Надюша попробовала уговорить Игоря найти что-то скромнее – не свадьба же, да и что деньгами швыряться?

Но вдовец был непреклонен: Ириша любила «Прагу» – и антураж, и еду. И жестко отрезал:

– Все, остается «Прага».

– Еду… – пробормотала Надюша. – Кого это сейчас волнует…

Столы были накрыты обильно и пышно. Ирина любила, чтоб с шиком и пафосом.

Игорь почти не ел. Хмуро и деловито оглядывал стол и что-то требовал у официантов.

– Он кагэбэшник, – догадалась Лиза. – Ведет себя как хозяин.

Надюша махнула рукой, проглотила кусок, запила водой и усмехнулась:

– Наверное. Я тоже так думала. Тихий, молчаливый, все видит и слышит. И главное – все может! Точно, контора. Ну и черт с ним. К Ирке он относился прекрасно и мужем был замечательным. Только брак у них был хоть и удачный, но несчастли– вый.

– Как это? – не поняла Лиза. – Удачный и несчастливый? Как это сочетается?

– Запросто, – улыбнулась Надюша. – Вот у меня, например, неудачный, но счастливый. Поняла?

Лиза покачала головой.

– Объясняю, – вздохнула Надюша, – поженились мы по любви, так? По большой, надо сказать, любви. И прожили в любви. Но почти всю жизнь бедствовали, считали копейки. Но дело не только в этом. Владик мой был… – Надюша задумалась. – Лохом по жизни, лузером, как сейчас говорят, сама знаешь. Проще – простофилей и пораженцем. Никогда не гулял, а разок попробовал – и сразу же влип. Другие гуляют всю жизнь, и ничего, сходит, а этот влип. И на работе был лохом, всегда на низших должностях, всегда за всех огребал. Потому что позволял так с собой обращаться. Хороший человек, но чудак на букву «м», чудак и неудачник. И все у него по жизни как у того чудака!

Ну и смотри – прожили мы в любви, но прожили тихо, неярко, лишь бы не высунуться, как мыши в норке. На стенку копили, на машину копили, на отпуск копили… И все у него из-под носа забирали! Талон на мебель, путевку на море, даже деньги, скопленные на большой телевизор, сперли, а как я о нем мечтала! В общем, мы хронические неудачники. Вроде бы и счастливые, но неудачники. Ну, поняла? Вот что такое счастливый, но неудачный.

Лиза кивнула.

– Или Ирка со своим Игорем. Она никогда его не любила, пошла за него с горя, от большой тоски, потому что любимый бросил. Шла как на эшафот, а жизнь в результате прожила яркую и безбедную. Все у нее было: и тряпки, и шубы, и цацки, и путешествия, и мужнина забота, и мужнино обожание. И в деньгах никогда не нуждалась, и он ей ни в чем не отказывал. Казалось бы, счастливая женщина. Он-то обожал, а она… – что-то припомнив, Надюша мотнула головой. – Я пару раз ее взгляд перехватывала – и, знаешь, пугалась. Столько в нем было раздражения, злости, даже ненависти! Вот мой телок: сколько б ни напортачил, а мне всегда было смешно или жалко его. Или просто досадно, что с него взять? А вот Ирка Игоря ненавидела.

У вас, бессарабских Чернеев, все на лицах написано. Все читается: все ваши страсти и ненависть, радость и разочарование. Какая кровь в вас кипит, молдавская, румынская, цыганская, кто разберет? У вас всегда искры из глаз, у Ирки, у тебя, у отца вашего, Леонида. А Владька другой, в мать: и внешне блеклый, и