Цитадель - Арчибальд Джозеф Кронин

мучительный день. Осталось меньше половины экзаменующихся, и поговаривали, что из этих оставшихся добрая половина будет провалена. Эндрю не имел представления, какие у него отметки – хорошие или плохие. Он знал одно: голова у него болит невыносимо, ноги ледяные, а внутри – пустота.

Наконец все закончилось. В четыре часа Эндрю вышел из гардероба, измученный и расстроенный, надевая на ходу пальто. Вдруг он увидел Эбби, стоявшего перед большим камином в вестибюле. Он хотел пройти мимо. Но Эбби почему-то протянул ему руку, улыбнулся и заговорил с ним, сказав… сказав, что он выдержал экзамены.

О боже, так, значит, победа! Он добился своего! Он сразу ожил, чудесным образом ожил, головную боль как рукой сняло, вся усталость была забыта. Он мчался к ближайшему почтовому отделению, а сердце в нем пело, ликовало, как безумное. Выдержал, победил, он, пришедший сюда не из Вест-Энда, а из поселка шахтеров в далекой глуши. Его подхватила бурная волна восторга. Значит, не напрасны были долгие ночи, сумасшедшая скачка в Кардифф, изнурительные часы зубрежки!

Он летел, как пуля, продираясь сквозь толпу, лавируя между колесами такси и автобусов. Глаза его сияли. Он мчался телеграфировать Кристин о чуде.

XI

Поезд из Лондона, опоздав на полчаса, прибыл около полуночи. Всю дорогу вверх по ущелью паровоз боролся с резким встречным ветром, и в Эберло, когда Эндрю вышел из вагона на платформу, ураган чуть не сбил его с ног. Вокзал был безлюден. Молодые тополя, высаженные в ряд у входа, при каждом порыве ветра гнулись со свистом, как лук. Звезды над головой сверкали ярким блеском, точно отполированные.

Эндрю пошел по Стейшн-роуд. Борьба с ветром бодрила тело, пьянила душу весельем. Он был полон сознанием своего успеха, своей связи отныне с миром великих и мудрых столпов медицины, в ушах его звучали слова сэра Роберта Эбби; ему не терпелось поскорее увидеть Кристин, чтобы рассказать ей обо всем, обо всем решительно. Из телеграммы она уже знает радостную новость. Но теперь ему хотелось поделиться с ней своими впечатлениями, сообщить все подробности. Шагая с опущенной головой по Талгарт-стрит, он вдруг услышал, что за ним бежит кто-то. Человек догонял его, тяжело дыша, но громкий топот его сапог по мостовой совершенно терялся в реве урагана, так что он казался бегущей тенью. Эндрю инстинктивно остановился.

Когда человек подошел ближе, Эндрю узнал Фрэнка Дэвиса, санитара из антрацитовой шахты номер 3, который прошлой весной вместе с другими проходил у него на участке курс первой помощи. И в то же самое мгновение Дэвис увидел Эндрю.

– А я шел за вами, доктор. К вам домой. Ветер начисто снес провода, а потому… – Порыв ветра унес остальные его слова.

– Что случилось? – прокричал Эндрю.

– Обвал в третьей шахте. – Дэвис сложил ладони трубкой у самого уха Мэнсона. – Одного из наших парней почти засыпало там. Его, видно, не могут вытащить. Это Сэм Бивен, он в вашем списке. Идите скорее к нему, доктор, да смотрите, будьте осторожны.

Эндрю прошел несколько шагов рядом с Дэвисом, но вдруг остановился под влиянием внезапной мысли.

– Мне нужна моя сумка, – прокричал он в ухо Дэвису. – Сбегайте ко мне домой и принесите ее. А я пойду в третью шахту. И вот что, Фрэнк, скажите моей жене, куда я пошел.

Пройдя по запасным железнодорожным путям и по Роат-лейн, подгоняемый ветром в спину, он за четыре минуты добрался до шахты номер 3. На спасательной станции его дожидались помощник смотрителя и трое рабочих. Увидев Эндрю, озабоченное лицо помощника смотрителя немного прояснилось.

– Слава богу, вы пришли, доктор! Наделала нам хлопот эта буря. А в довершение всего – скверный обвал. Никто, к счастью, не убит, но одному парню пригвоздило руку. Мы не можем его вытащить ни на дюйм. А кровля совсем ненадежна.

Они пошли к подъемной шахте. Двое рабочих несли носилки с привязанными к ним лубками, а третий – деревянный ящик со всем необходимым для оказания первой помощи. Когда они входили в клеть, через двор перебежал еще кто-то. Это был Дэвис, запыхавшийся, с сумкой Эндрю в руках.

– Быстро же вы сбегали, Фрэнк, – сказал Мэнсон, когда Дэвис присел подле него на корточках в клети.

Дэвис только кивнул: он не мог вымолвить ни слова. Раздался лязг, одно мгновение клеть качалась, точно в нерешительности, потом полетела вниз, на дно шахты.

Все вышли и потянулись гуськом: помощник смотрителя впереди, за ним Эндрю, Дэвис, все еще несший сумку, и трое рабочих.

Эндрю уже бывал в шахтах, он привык к высоким сводчатым пещерам в рудниках Блэнелли, где гулко раскатывается эхо, к длинным темным коридорам глубоко под землей, которые образуются там, где руду вынимают из ее ложа, долбя и взрывая ее. Но шахта номер 3 была старая, с длинной, извилистой откаточной дорогой, ведущей к выработкам. Откаточный путь представлял собой не столько проход, сколько нору с низко нависшей липкой кровлей, с которой текла вода. Сквозь эту-то нору они сейчас пробирались ползком, часто на четвереньках, почти полмили. Вдруг лампа, которую нес помощник смотрителя, остановилась в воздухе как раз перед глазами Эндрю, и он понял, что они пришли.

Медленно пополз он вперед. Трое рабочих, лежа на животе в тупике этого подземного коридора, старались, как могли, привести в чувство своего товарища, который лежал бесформенной кучей: тело откатилось в сторону, а одно плечо было отогнуто назад и скрыто среди массы обломков породы, разбросанных вокруг. Рядом с засыпанным рабочим валялись его инструменты, две перевернутые жестянки с едой, сброшенные куртки.

– Ну, что там, ребята? – спросил помощник смотрителя, понизив голос.

– Никак его не сдвинуть с места. – Говоривший повернул к ним грязное вспотевшее лицо. – Мы уже всячески пробовали.

– А вы больше не пробуйте, – сказал помощник, метнув быстрый взгляд на кровлю. – Здесь доктор. Отодвиньтесь немного назад, ребята, дайте нам подойти. Я бы на вашем месте отполз как можно дальше.

Трое рабочих отползли из тупика, и, когда они с трудом протиснулись мимо Эндрю, он шагнул вперед. На один короткий миг в голове его промелькнуло воспоминание о недавнем экзамене, он подумал об успехах биохимии, звучной терминологии, ученых фразах. Таких случаев, как этот, они не предусматривали.

Сэм Бивен находился в полном сознании, но лицо у него под слоем пыли было измученное. Он сделал слабую попытку улыбнуться Мэнсону:

– Что, доктор, опять практикуетесь на мне в оказании первой помощи?

Бивен также учился на курсах скорой помощи, и часто его использовали в качестве манекена, на котором все учились делать перевязки.

Эндрю подошел к нему. При свете лампочки,