Цитадель - Арчибальд Джозеф Кронин

каждый по очереди будет дежурным. Не замечательно ли это? Подумайте, какими бодрыми и свежими мы будем приступать утром к работе… – Он остановился, заметив, что у всех безучастные лица.

– Ничего не выйдет! – отрезал Уркхарт. – Черт возьми, да я скорее согласен вставать каждую ночь, чем доверить хоть одного своего больного старому Оксборроу. Ха-ха! Если он берет взаймы, он никогда не отдает!

Эндрю торопливо вмешался:

– Оставим пока этот вопрос – во всяком случае до следующего собрания, раз мнения наши расходятся. Но есть и другой вопрос, который не вызовет разногласий. Для того чтобы его решить, мы и собрались сегодня. Это вопрос об отчислении пятой части нашего заработка в пользу доктора Луэллина. – Он остановился. Все смотрели на него, заинтересованные, так как дело касалось их кармана. – Мы все согласны, что это несправедливо. Я говорил с Оуэном. Он заявляет, что это не касается комитета, что это добровольное соглашение между врачами.

– Он прав, – бросил Уркхарт. – Я помню, когда это постановили. Девять лет тому назад у нас тут было два злосчастных неуча: один работал в Восточной амбулатории, другой – на моем участке. Они очень часто обращались к Луэллину за советами насчет своих больных. И вот в один прекрасный день он всех нас созвал и объявил, что не может даром терять время и мы должны как-нибудь его вознаграждать за это. Так оно началось. И так продолжалось все время.

– Но жалованье, которое он получает от комитета, окупает всю его работу для Общества. Да и за всякие другие свои обязанности он загребает немалые суммы. Он просто купается в деньгах!

– Знаю, знаю! – сказал нетерпеливо Уркхарт. – Но имейте в виду, Мэнсон, он нам чертовски полезен, этот самый Луэллин. И знает это. Если он затаит на нас злобу, нам солоно придется.

– Но с какой стати мы должны ему платить? – не сдавался Эндрю.

– Слушайте, слушайте! – вставил Кон, снова наполняя свой стакан.

Оксборроу метнул взгляд на дантиста:

– Разрешите мне высказаться. Я согласен с доктором Мэнсоном, что несправедливо отнимать у нас часть дохода. Но доктор Луэллин – человек, занимающий высокое положение, замечательный врач, которым Общество вправе гордиться. Кроме того, он делает то, чего делать не обязан: дает нам возможность сбывать с рук трудных больных.

Эндрю уставился на говорившего, широко раскрыв глаза:

– А вы хотите сбывать с рук трудных больных?

– Ну конечно, – раздраженно подтвердил Оксборроу.

– А я не хочу! – крикнул Эндрю. – Я хочу сам изучать их болезни и лечить их.

– Оксборроу прав, – неожиданно пробурчал Медли. – Это первое правило врачебной практики, Мэнсон. Вы с годами придете к тому же. Скверные случаи надо сбывать с рук, избавляться, избавляться от них!

– Нет, черт возьми! – пылко возразил Эндрю. Спор продолжался три четверти часа. В конце концов Эндрю, сильно раздраженный, воскликнул: – Нам необходимо решить этот вопрос. Слышите, попросту необходимо! Луэллин знает, что мы против вычетов. Я с ним говорил сегодня.

– Что?! – закричали разом Оксборроу, Уркхарт и даже Медли.

– Правильно ли я вас понял, доктор? Вы сказали Луэллину, что… – И Оксборроу, привстав, устремил испуганный взгляд на Эндрю.

– Конечно сказал! Должен же он когда-нибудь узнать. Как вы не понимаете, что нам стоит только сплотиться, выступить единым фронтом – и мы непременно победим!

– К черту! – Уркхарт весь побагровел. – Ну и много же вы на себя берете! Вы не знаете, каким влиянием пользуется Луэллин! Он всем решительно распоряжается. Счастье наше, если нас всех не уволят! Подумайте, каково было бы мне в мои годы искать другого пристанища. – Он, тяжело переваливаясь, пошел к двери. – Вы хороший парень, Мэнсон, но вы слишком молоды. Покойной ночи!

Медли тоже поспешно встал. По глазам его было видно, что он сразу кинется к телефону, чтобы умилостивить доктора Луэллина, сказать ему, что он, Луэллин, замечательный врач. Оксборроу уже обратился в бегство. Через две минуты в комнате остались только Кон, Эндрю и остатки пива.

Они молча допили эти остатки. Эндрю вспомнил, что в кладовой есть еще шесть бутылок. Они покончили и с этими шестью. Потом разговорились. Помянули в подходящих выражениях происхождение, родню и нравственные качества Оксборроу, Медли и Уркхарта. Особенно усердно поминали Оксборроу и его гармониум. Они не заметили, как пришла Кристин и ушла наверх. Они все говорили, отводя душу, как люди, которых постыдно предали.

На другое утро Эндрю обходил больных пасмурный, с мучительной головной болью. На площади мимо него проехал в своем лимузине Луэллин. Когда Эндрю пристыженно и вместе с тем вызывающе вскинул голову, Луэллин одарил его сияющей улыбкой.

Х

Всю неделю Эндрю ходил взбешенный своим провалом, охваченный горьким унынием. В воскресенье утром, когда они еще лежали в постели (воскресенье для них было днем долгого и мирного отдыха), его вдруг прорвало:

– Дело не в деньгах, Крис! Дело в принципе! Мысль об этом сводит меня с ума! Почему я не могу с этим примириться? Почему я не люблю Луэллина? Вернее, почему он мне то нравится, то я его ненавижу? Скажи мне честно, Крис. Почему я не могу перед ним преклоняться? Завидую ему, что ли? В чем тут дело?

Ответ Кристин поразил его в самое сердце.

– Да, мне думается, завидуешь.

– Что?!

– Не кричи так, мой друг, у меня лопнут барабанные перепонки. Ты ведь просил меня честно высказать свое мнение. Так вот: ты завидуешь Луэллину, ужасно завидуешь. Почему бы и нет? Я вовсе не жажду иметь мужа-святого. Недоставало еще, чтобы ты ходил в венце! У меня и без того есть что чистить в этом доме.

– Продолжай, не стесняйся! – закричал Эндрю. – Выложи мне все мои недостатки, раз уж ты начала! Подозрителен! Завистлив! Уж кому же знать меня, если не тебе! Да и еще один грех – я слишком молод, не так ли? Восьмидесятилетний Уркхарт уже поставил мне это на вид. – Пауза. Эндрю ожидал, что Кристин будет продолжать спор. Но, не дождавшись, спросил раздраженно: – А почему мне, собственно, завидовать Луэллину?

– Потому что он такой мастер своего дела, так много знает… Ну и больше всего потому, что у него столько всяких высоких званий.

– В то время как я только ничтожный бакалавр медицины шотландского университета! О господи! Теперь я знаю твое истинное мнение обо мне! – Он в гневе соскочил с постели и, как был, в пижаме, принялся ходить по спальне. – Но какое значение имеют эти почетные звания и степени? Чистейшая мишура! Важен метод, способности к клинической работе. Я не верю во всю эту чепуху, которую нам подносят в учебниках. Я верю только в то, что слышу с помощью