Создатель эха - Ричард Пауэрс

нему подходить и фамильярно здороваться. Он мог пройти мимо человека в коридоре университетского медицинского центра, а затем увидеть его шесть месяцев спустя в супермаркете и преисполниться чувством товарищества. Девственные прерии Небраски казались ему раем после минных полей Лонг-Айленда и Манхэттена. И все-таки он два дня тщетно искал в закоулках памяти хоть что-то об этой женщине.

Барбара сдерживала смех.

– Я бы такую встречу не забыла.

Получается, она знала, кто он, и, возможно, даже читала его книги. И зачем сотруднице лечебно-реабилитационного центра чуть за сорок читать книги, подобные книгам Вебера? Мысль ужасно предвзятая, особенно для человека, который посвятил целую главу своего труда категориальным ошибкам и предрассудкам, свойственным человеку. Он изучающе разглядывал Барбару, удивляясь ее несоответствиям.

– Вы давно в «Дедхэм Глен»?

Она подняла глаза и изобразила шуточный подсчет.

– Уже порядком.

– А раньше где работали?

Абсурдная попытка попасть пальцем в небо.

– В Оклахома-Сити.

Все холоднее и холоднее.

– Должность та же?

– Похожая. Только в крупном общественном учреждении.

– Что привело вас в Небраску?

Она улыбнулась и склонила голову, словно зажала яблоко подбородком.

– Скажем так: не вынесла столичных шума и суеты.

Казалось, она погрузилась в мысли, но, заметив взгляд Вебера, смутилась. Сам ученый вдруг ощутил смущение, хотя и был инициатором диалога. Он отвел взгляд. И только появление Марка Шлютера в дверях ванной спасло от неловкой паузы. Он прикрывался полотенцем. Вязаная шапочка исчезла, обнажив растрепанные, подрастающие волосы. По-мальчишески просияв, он обратился к своей попечительнице.

– Готов к очередной порции боли, мэм.

Изогнув брови, Барбара извинилась, как-то слишком искренне, словно они с Вебером росли по соседству, вместе ходили в начальную школу, написали друг другу сотни писем, как-то раз даже пофлиртовали, чтобы понять, есть ли между ними чувства, но поняли, что друг для друга стали названными родственниками.

Вебер собрал бумаги и вышел в коридор. Он получил то, за чем пришел, раздобыл необходимые данные, увидел воочию одно из самых странных нарушений, от которых может страдать человек. Теперь у него достаточно материала, – если не для статьи в медицинский журнал, то, по крайней мере, для создания захватывающей истории. Больше Марку он ничем помочь не мог. Пора отправляться домой, возобновлять семинары и лекции, возвратиться в лабораторию и за письменный стол; вернуться в привычную колею, которая привносила в пожилую жизнь совершенно незаслуженное количество продуктивных размышлений.

Но прежде чем уехать, он должен спросить Барбару Гиллеспи о том, как изменился Марк за последние недели. Конечно, он уже слышал наблюдения доктора Хейза и Карин. Но женщина постоянно виделась с юношей и не имеет корыстного интереса. Он сидел в коридоре на краешке темного винилового дивана напротив парализованной женщины, возрастом чуть моложе его самого; она с трудом застегивала молнию на непонятно зачем надетой куртке. Он хотел помочь, но опыт подсказывал, что делать этого не стоит. Его охватило беспокойство, будто ему снова восемнадцать и он храбрится перед тем, как пригласить Барбару на танец на выпускном балу. Каждые две минуты он поглядывал на часы. После четвертой проверки вскочил на ноги, напугав женщину в куртке, и та от неожиданности дернула язычок молнии к самому началу. Он забыл, что просил Карин Шлютер позвонить брату ровно в три, – и до звонка оставалось всего несколько минут.

Вебер топтался у закрытой двери палаты Марка, бесстыдно подслушивая. Он различал, как женщина что-то говорила, а Марк иронично ворчал в ответ. Раздался звонок телефона. Парень выругался и крикнул:

– Иду, иду. Секунду. Чего трезвонить?

Сквозь грохот падающей мебели послышался успокаивающий голос Барбары.

– Не торопись. Успеешь поднять.

Вебер постучал в дверь и вошел. Барбара Гиллеспи подняла растерянный взгляд от журнала, который листала со своим подопечным. Вебер проскользнул в комнату, прикрыв за собой дверь.

Марк стоял к ним спиной, пытаясь разобраться с телефоном. Дрожащими руками приложил трубку к уху и прокричал:

– Алло? Кто это?

Секунда потрясенного молчания.

– Боже! Где ты? Ты где все это время была?

Вебер взглянул на Барбару. Та уставилась на него, догадываясь не только о личности звонившего, но и о роли Вебера в организации звонка. Во взгляде отразился укор. Вебер виновато отвернулся.

Голос Марка надломился, стал тише, – он радовался восстанию родного человека из мертвых.

– Ты здесь? В Карни? Господи. Слава Богу! Быстро езжай сюда. Сейчас же. Нет! И слушать ничего не хочу. Разговаривать будем только лично. Ты не представляешь, что я пережил. Не могу поверить, что ты не приехала. Я не… Я просто хочу сказать. Приезжай. Мне нужно на тебя посмотреть. Увидеть тебя. Ты знаешь, где я нахожусь? А, точно, да. Давай, в темпе вальса. Хорошо. Нет. Стой. По телефону ничего не собираюсь обсуждать. Я кладу трубку. Слышишь? – Он наклонился, демонстрируя намерение. – Все, конец связи.

Он положил трубку на базу. Затем снова поднял ее, прислушался к гудкам. И обернулся к посетителям, сияя от уха до уха. Возвращение Вебера он никак не прокомментировал, а сразу воодушевленно заявил:

– Не поверите, кто звонил! Моя Карин!

Барбара бросила взгляд на Вебера и поднялась из-за стола.

– У меня еще иного дел, – объявила она, взъерошила волосы Марка и прошмыгнула к двери.

Вебер пронесся мимо ликующего Марка вслед за ней в коридор.

– Мисс Гиллеспи, – неожиданно для себя окликнул он женщину. – У вас найдется минутка поговорить?

Она остановилась и покачала головой, ожидая, когда он шагнет ближе, за пределы слышимости Марка, и произнесла:

– Это нечестно.

Он холодно кивнул. Ее огорчение удивляло. Она наверняка видела поступки и похуже.

– Да, серьезный удар. Но человеческая психика крайне пластична. Не стоит недооценивать силу мозга.

Она подняла бровь.

– Я говорила про звонок.

Обвинение его разозлило. Она – рядовой сотрудник с почасовой оплатой. Что она понимает в научных исследованиях, дифференциальной диагностике, а также когнитивных или эмоциональных возможностях юноши? Вебер усмирил раздражение. И следующие слова сказал ровным, как горизонт прерии, тоном.

– Нам пришлось так поступить.

Ее выражение резко изменилось:

– Нам? Извините, но я всего лишь санитарка. Если вам нужна помощь, обратитесь к медсестрам или терапевтам. А теперь прошу прощения, я опаздываю. – Она прошла мимо двух палат, постучала в двери третьей и исчезла за ней.

Взволнованный Вебер вернулся к Марку. Тот не находил себе места. Завидев ученого, он вскинул руки.

– Моя сестра! Черт! Можешь поверить? Она уже едет. Как же я жду ее объяснений!

Вебер, признаться, не ждал, что эксперимент увенчается успехом. Доктор Хейз назвал бы это эффектом ожидания наблюдателя. Уже самое предложение провести эксперимент подрывало результат. Да, Вебер подозревал, что дело не просто в коротком замыкании мозга. Ведь если разрыв связи между миндалевидным телом и нижневисочной корой может возыметь такой подавляющий эффект на мыслительные процессы более высокого уровня, то доверять сознанию – настоящее безумие. Вебер обосновывал необходимость звонка различными доводами, но главный состоял в том, что глубоко внутри мужчина надеялся: общение по телефону поможет Марку излечиться. Он принял желаемое за