Пустое сердце Матвея - Ашира Хаан

Он сказал это просто — как факт.

— Мне жаль.

Больше ничего я не придумала.

Но Матвей равнодушно отмахнулся от моих соболезнований.

— Тук-тук! — в палату заглянула медсестра. — Можно? Хочу напомнить, что вам нельзя есть до операции. И вот…

Она протянула мне бумажный стаканчик, на дне которого болталось несколько таблеток.

Налила воду в стакан и придвинула ближе.

— Что это? — подозрительно спросила я.

— Обезболивающее и успокоительное, чтобы вы поспали перед операцией.

— А… Хорошо.

— Останетесь здесь? — она повернулась к Матвею. — Я могу застелить для вас диван.

— Нет! — чуть не поперхнувшись водой, возразила я. — Он уже уходит!

Матвей, сощурившись, покачал головой, но спорить не стал.

Поднялся с кресла, забрал свой пиджак, подошел ко мне… и поцеловал в лоб.

— Удачи. И держись, — сказал он и вышел из палаты.

— У вас очень заботливый муж, — улыбаясь, сказала медсестра, пока я переваривала его выходку.

— Это не муж.

— Ой, я считаю, что формальности неважны! — отмахнулась она, забирая у меня пустой стакан и направляясь к двери. — Когда кто-то так за тебя беспокоится — штамп в паспорте не имеет значения. Все и так ясно.

Не кричать же ей вслед, что она все неправильно поняла?

Марта. Двадцать четвертая глава

Операцию я, можно сказать, проспала.

Утром меня подняли за полчаса до нее, я даже испугаться как следует не успела.

И тут же уложили обратно спать — только на операционном столе.

В следующий раз я очнулась уже в палате.

Абсолютно ничего не болело, только лопались золотистые пузырьки в голове, напоминая о странных снах, увиденных под наркозом.

Рядом с койкой стоял высокий широкоплечий мужик в халате с закатанными рукавами, больше напоминавший мясника на рынке, чем хирурга. Но бейджик на груди гласил: «В.А.Макаров».

То самое светило, стало быть.

— Как себя чувствуете? — спросил он.

— Отлично! — отчиталась я. — А… Что теперь?

— Операция прошла идеально, — отчитался он. — Мы полностью удалили остатки кисты, очистили сустав от синовиальной жидкости, подшили небольшой разрыв мениска. Проколы минимальные, шрамов почти не будет. Теперь главное — реабилитация. И через пару месяцев вы забудете о проблеме.

— Спасибо!

Светило откинуло одеяло, рассматривая мою ногу, затянутую в белый компрессионный чулочек. Только под коленом были видны заклеенные пластырем места, через которые проникали внутрь.

— Ногу держать приподнятой, можно потихоньку нагружать, смотрите по состоянию. Легкая гимнастика — напрягайте мышцу бедра, сгибайте-разгибайте стопу. Обезболивающее тоже по состоянию. Через три-четыре дня ждем вас на реабилитационный курс. В принципе, я готов выписать вас уже сегодня.

— А можно? — обрадовалась я.

— Нет. Рано! — в какой момент Матвей появился за спиной врача, я не уловила. — Пусть полежит хотя бы до завтра.

— Операция легкая, необходимости нет, — нахмурился тот. — Но если вы настаиваете…

Он смерил Матвея цепким взглядом с головы до ног, поразмыслил несколько секунд и кивнул:

— Хорошо, оставляем до завтра.

— Спасибо, доктор! — Матвей пожал его руку. — Спасибо за великолепную работу. Эта женщина очень важна для меня.

— Да я уж понял… — хмыкнул тот и махнул мне. — Увидимся через неделю на осмотре.

Когда за ним захлопнулась дверь, я вызверилась на Матвея:

— Ты с ума сошел?! Какое до завтра? Тут палата стоит как номер в «Ритц-Карлтоне»!

— Тебе какое дело, сколько она стоит? — невежливо буркнул он, придвигая кресло вплотную к моей кровати и разваливаясь в нем, как у себя дома.

Сегодня он был одет неформально — тонкий бордовый свитер под горло, мягкие брюки и кожаные мокасины. Отсутствие белоснежных рубашек и лакированных ботинок сделало его намного мягче, более домашним. Словно он не мой начальник-нарцисс, а…

Не знаю, кто.

Друг?

— Ты мне снился под наркозом, — внезапно ляпнула я.

Слова сами сорвались с губ, хотя я не собиралась в этом ему признаваться.

Но, видимо, я еще не до конца отошла от того наркоза.

— Чего?.. — изумился Матвей. — И что же тебе снилось?

Я попыталась сложить смутные ощущения от сна в единую картинку, но, кажется, в нашем мире не существовало слов, отражающих ту реальность.

— Твои глаза… — сказала я наконец. — Остальное не помню.

Матвей подался ко мне, опираясь на кровать и вглядываясь в мое лицо долго и пристально, словно надеялся увидеть там остатки сна.

Только и я смотрела на него — и заметила темные круги под глазами.

И вообще вид у него был помятый.

— Ты спал сегодня?

— Нет.

— Заметно! Может, домой поедешь? Чего меня тут караулить?

— Люблю смотреть, как работают мои деньги.

Я фыркнула, отворачиваясь.

Если бы он не остался тут дежурить, я бы уже вынула всем мозг и уехала домой, но в его присутствии, очевидно, это было невозможно.

Услышав короткий писк, я скосила глаза и увидела, что он откуда-то достал свой ноутбук и пристроил на подлокотнике, соорудив вполне удобное рабочее место.

— Делами займусь, — прокомментировал он мой интерес. — Накопилось.

— Может, все-таки на работу поедешь? — намекнула я.

— Нет.

— Надо было тогда мой тоже привезти.

— Ты лучше отдыхай.

— Мне скучно! — заявила я из вредности.

Матвей раздраженно выдохнул, захлопнул ноутбук и отложил на подоконник.

— Хорошо, — сказал он с легкой угрозой в голосе. — Значит, буду тебя развлекать.

— Я не это имела в виду!

— Поздно. — Отрезал он. — Давай, рассказывай.

— Что рассказывать?

— Ну… например, ты часто лежала в больницах?

— Второй раз, не считая аппендицита… — начала я, но потом опомнилась: — Почему я? Кто кого обещал развлекать?

— Хорошо, — неожиданно покладисто сказал Матвей. — Что тебе рассказать?

— А ты часто лежал в больницах?

Он покачал головой. Сполз пониже в кресле, закинул ноги на спинку моей кровати и скрестил руки на груди. Выглядело не слишком удобно, но его, кажется, устраивало.

За панорамным окном палаты был обычный декабрьский день, укутанный в туман и серую хмарь, сквозь которую даже сосновая роща выглядела мрачно и неприютно.

Здесь тоже было полутемно, но я включила ночник, добавивший теплого желтого света и уюта.

— В детстве часто, — ответил Матвей задумчиво.

— Серьезно? А почему? Что с тобой было?

— Астма.

— Так плохо, что аж до больницы? — ужаснулась я.

— Да не особо, — он поморщился, то ли от воспоминаний, то ли от неудобной позы. — Но мама паниковала и вызывала скорую при каждом приступе. Даже если я просто поперхнулся чаем и закашлялся — она сразу бледнела и тянулась к телефону.

— Ох…

— Поэтому я старался сдерживаться и убегал кашлять в свою комнату, прятался под подушку, чтобы никто не слышал.

— Сколько тебе было лет?

— Не помню… пять? Или шесть?

Матвей все-таки не выдержал, встал, сходил за декоративной подушкой, валявшейся на диване и, подложив