Дочки-матери - Юрий Николаевич Леонов

рассчитывал пообщаться накоротке с другом и однокашником, ныне ответственным партийным работником. Но, судя по телефонному разговору, Яковенко едва ли удастся приехать на сбор: «Надо готовить вопрос, а людей летом — не тебе объяснять…»

— Ну, ну, — выслушав Карасева, задумчиво помял короткое, меченное рыболовным крючком ухо Алексей Леонтьевич. — Хорошая компания — друзья, товарищи… А не послать ли и тебя в командировку? По срочному делу.

— На это время?.. Исключено! — сказал Карасев, без разъяснений уловив подоплеку вопроса. Беспокоится зав о репутации нового секретаря. Как бы не поставил он себя в ложное положение на правах рядового участника встречи, где некуда уйти ни от сомнительных ситуаций, ни от острых вопросов и личных просьб. Уклониться от сбора однокурсников в родном городе? При всей годами нажитой осторожности, он никогда не простил бы себе подобного малодушия. Даже сейчас, вглядываясь в пыльную, ускользающую вдаль ленту проселка и представляя, каково будет им тащиться по солнцепеку со всем скарбом, Карасев лишь мысленно ругнул Шарапова за несдержанность и, обернувшись ко всем, сказал, что надо держать совет.

Проголосовали за привал, уговорили шофера перекусить с ними и обождать до полудня, надеясь невесть на что. Подходящая лужайка, прикрытая от дороги низким кустарником, нашлась неподалеку. Расстелили скатерть-самобранку, достали что под руку попало, открыли крышки котла и кастрюли с приправой. Острый чесночный запах тотчас покорил все вокруг: смолистую духовитость близкого сосняка, аромат раздавленной земляники, медвяную свежесть лиловеющей там и сям валерьяны.

Усаживаясь в кругу, Плотникова ожидала, что свободное место рядом с ней займет Карасев. Но он оказался напротив, возле Ник Ника, и только приятельски кивнул ей, как бы обещая, что все их разговоры еще впереди. Она слабо улыбнулась в ответ, не очень-то веря в такого рода посулы. По ее мнению, слишком много хлопот он брал на себя, разучился отдыхать на природе.

Совсем иначе представляла себе Плотникова эту встречу. Только начало ее отчасти походило на ту, отрепетированную до жестов, где Карасев почти не отходил от нее. Да, только начало…

Он встретил ее сердечно, пусть без цветов. Если б еще без Васьки… Правда, и тогда рядом оставался б водитель, но к присутствию его она успела мысленно подготовиться, а столь похожий на отца Васька совершенно дезорганизовал Плотникову. Сначала она попыталась завести с ним светский разговор и спросила, кого он больше слушается, папу или маму.

— Никого, — глядя перед собой, ответил Васька.

— Самостоятельный парень, — оценила такой ход Нелли Сергеевна.

— Даже чересчур, — вздохнул Карасев. — Прихожу с работы в девять-десять, а он уже спит.

Потом Плотникова попробовала задобрить Ваську — подсунуть то липкий от сладости инжир, то зеленовато-коричневые с желтизной, истекающие соком груши, а он, паршивец, не брал, остро приглядывая в зеркало за каждым ее жестом. Что говорила в эти минуты Плотникова — почти начисто выветрилось из ее памяти. Лишь в черте города она сообразила наконец спросить у Карасева про его работу. Все остальное время ей оставалось только помалкивать да кивать головой.

Такого Карасева она, живя в другом городе, не знала. Он сетовал на инертность аппарата, предусмотрительно не называя фамилий, пророчествовал торжество новой плеяды руководителей, свободных от груза прошлого, а она удивлялась тому, сколь мало осталось в его живой речи от насмешника Лехи.

Даже осуждая кого-то за кумовство, Карасев был серьезен и деловит, как передовая статья газеты. Может быть, и ему мешал раскрепоститься бдительный Васька? Это было единственным оправданием, которое она нашла для друга.

Женечка закрутилась в поисках воды. Кто-то куда-то сунул бутылку с ней — попробуй найди в груде вещей. Пришлось мыть огурцы и помидоры горячим чаем из термоса. Подула на пальцы, радушно улыбнувшись, спросила глазами у Плотниковой, свободно ли место рядом, и пока устраивалась поудобнее, все продолжала улыбаться, уже не соседке, а чему-то своему, потаенному. Уселась на корточки, сверкнув полноватыми щиколотками, одернула пестренькую юбку…

В студенчестве Плотникова почти не обращала внимания на Женечку. Чем могла быть интересна для нее девушка из провинции, у которой даже выговор был цокающий, деревенский, а представления о жизни наивны до смешного?

Когда Женечка вышла замуж и родила двойню накануне распределения, Плотникова сказала, что ничего иного и не ждала от Кутейкиной. Это и есть ее призвание — стирать пеленки, обихаживать мужа. А историк из нее — никакой. И жизнь вроде бы подтвердила ее правоту. Ну что такое библиотекарь с университетским дипломом? Сто двадцать рублей на круг — и никаких перспектив. Ей ли равняться с доцентом Плотниковой, автором трех монографий, одну из которых переводят в Болгарии…

Но вот сидят они рядом, и потаенная улыбка скользит по лицу Женечки, словно она знает о Плотниковой все-все и даже жалеет ее по-бабьи, но ничего с собой поделать не может — улыбается на радость себе и мужчинам. И руки у нее ничуть не бледней, чем у Плотниковой, и кругляши коленей смуглы.

— Где так загорела, Женечка?

— А на дачке. На садовом участке. У нас близко, сразу за городом. Полчаса — и в огороде. Все выходные там пропадаем. Я ведь баушка уже…

Женечка так и сказала: «баушка», как некогда звала себя бабушка Плотниковой, уроженка Сибири. Это совпадение поразило Нелли Сергеевну едва ли не больше, чем все другие новости, услышанные в автобусе. «Баушка, — недоуменно повторила она про себя и перевернула иначе: — Баушка Женечка… С ума сойти!..»

Круг между тем гудел и колыхался. Ходила по рукам вместительная канистра с квасом. Шарапов демонстративно отодвинул ее от себя, пробурчав:

— Консервы. Килька в томате.

— Где килька в томате? — встрепенулась Женечка.

— Мы все — килька в томате. По Шарапову, — охотно пояснила Плотникова.

— А также в собственном соку, в котором всю жизнь и варимся, — развил Шарапов свою мысль. — Бутылки-то где?

— Ладно, не дави! — урезонил соседа Нестеров. — По жаре пойдем, какая там выпивка!.. Вон сервелатом заморским потчуют нас, а ты нос воротишь.

Шарапов смиренно покивал головой, обнял Нестерова за шею жесткой ладонью:

— Тоскливо мне, чертушка. Будто потерял неведомо что. И где искать — не знаю… А помнишь, как ночью бегали с тобой из общаги злодея ловить? Хо-хо!.. Да так, — нехотя ответил Плотниковой. — Девчонка кричала в домишке, где свадьбу играли, а мы спросонок, едва штаны надев, ей на выручку…

— Орлы были! — усмешливо сверкнул глазами Нестеров и даже приосанился чуть под взглядами женщин.

Попросив тишины, Карасев поднял железную кружку, еле найденную вчера в запустении антресолей:

— Друзья, я вовсе не намерен говорить тост. Все впереди. Но мы здесь впервые так тесно, одним кругом. И я от имени всех наших, местных, рад приветствовать тех, кто, несмотря ни на что, смог