Дочки-матери - Юрий Николаевич Леонов

этих влажных голубовато-серых полушарий в завесе ресниц, грустит и тоскует вместе с ним, много пожившим человеком, который уже перечитал груду книжек с картинками, перевидел уйму фильмов и знает даже, что в Австралии сейчас зима, там холодно и дождливо.

У мамы Ани были более будничные заботы. Подметая пол пучком пахучей полыни, она вполголоса рассуждала, как бы сама с собой, о том, что окошко покосилось и крышу надо сделать, а то как пойдет дождь…

Папа Сеня поежился от недобрых предчувствий. Легко сказать — крышу сделать. А где столько досок найти? И так одну пришлось стащить из штабеля. Он огляделся: куда бы улизнуть. И как раз вовремя оглянулся. Из-за стола, за которым обычно собираются доминошники, косолапя, не то шел, не то подкрадывался вражина Аркашка: в одной руке пластмассовый автомат с тарахтелкой, другая за спиной. Наверняка бомбу приготовил — кулек с пылью. Папа Сеня настороженно вытянул шею, и тотчас взвизгнула мама Аня:

— Вот только кинь! Я тебе тогда так кину, своих не узнаешь!

Все вскочили на ноги. Аркашка заулыбался, довольный переполохом, но обострять отношения не стал. С Анькой шутки плохи: у нее ноги длинные и дерется больно. Только поинтересовался, что это у них нагорожено, презрительно цыкнул через губу и, отойдя на безопасное расстояние, дал длинную очередь из автомата.

— Пусть бы только сунулся, я б ему таких надавал! — переведя дух, сказал папа Сеня.

И снова мир восторжествовал под сенью рябины: захрумкали огурцами, выплевывая горькую кожуру, заулыбались друг дружке. Одна лишь мама Аня, беспокойная душа, все торкалась по углам со своим веником — наводила чистоту и порядок.

— А из глины железо делают, — словно бы между прочим сообщила она, продолжая давний спор с папой Сеней, который слыл во дворе эрудитом.

— И не ври, — сказал он на всякий случай.

— Да, да, сама по радио слышала.

— Вот и сделай железо!

— Не хочу!

— Тогда скажи, сколько будет… пятью шесть?

Чувствуя на себе любопытные взгляды, мама Аня на мгновение задумалась и решительно заявила:

— Нетушки. С тобой и говорить-то… Вот в школу пойдешь… Опять по чистому полу топчешься! — Мама Аня жиганула супруга по ногам пучком полыни, не больно, так, для острастки, чтоб знал, как задираться к старшим. Но на этот раз папа Сеня не настроен был прощать обиду:

— Двоечница несчастная! — убежденно заключил он.

— А ты… а ты…

— Папа Семка съел котенка! — бойко вступилась за мамашу дочка Роза.

Девочки засмеялись как на цирковом представлении.

— А ты трамвай в тапочках!..

Всем стало еще веселее. Не смеялась на этот раз лишь дочка Роза. Сжав зубки, она не стала придумывать в ответ какое-нибудь прозвище, а попросту ущипнула папу Сеню повыше локтя. Он ойкнул и отскочил, губы его задергались, готовые вот-вот исторгнуть плаксивую ноту, а руки сами сжались в два кулака.

— Девочек не бьют! — с пылающим от возбуждения лицом упредила его мама Аня.

Но папа Сеня, ничего не видя перед собой, уже шел напролом, махая руками как ветряная мельница.

— Милиция! Милиция! — наперебой закричали все трое. Дочка Глаша пищала совсем слабо, лишь бы соблюсти правила игры, зато мама Аня и дочка Роза взывали о помощи во весь голос, так что даже на улице, наверное, слышно было истошное:

— Милиция! Милиция!

Из распахнутого настежь окна второго этажа перевесилась взлохмаченная женская голова:

— Анюта! Опять вы эту дурацкую игру затеяли. Сейчас же прекратить! Имей в виду, два раза повторять не люблю.

— Хорошо, мамочка, — прощебетала Аня, обернулась к семейству и, не глядя на понурившегося папу Сеню, из-за которого, по ее убеждению, и произошел весь сыр-бор, сказала:

— Ну вот, опять на самом интересном месте прервали.