Прощание с пройденным - Владимир Николаевич Крупин

– ОЙ, В ВОЙНУ такая нищета, такая! Я тебе всё от пяты до пяты расскажу. Как их жалко! С детьми ходили. Детишечки, уже давно осень, они босые. Оборванные. Где куском подашь, где картошкой. Спрашивает: «Нет ли хоть головки от рыбы?» Нет, не буду рассказывать, вся изревусь.

Посылали за семенным материалом. Мы, великие ли, лет по 13–14, нам на спину навешивают мешки по двадцать килограммов. И у каждой взвешено и записано. От пристани сорок пять километров. По дороге ночевали. Мешок под голову. Спишь – хлебом пахнет.

КО МНЕ ПРИБЕЖАЛИ: Твой, говорят, у Маруськи на празднике. Я набралась натуры, пошла. Мужики в передней. Баб обносят из одной стопы. Они по всей – и я всю. «Марусь, говорю, бери моего мужика, бери! Знаю, любишь. И мне он хорош, но, может, ты больше любишь. Бери! С приданым отдаю, бери всех четверых. – Пятой ещё не было. – Бери!» И дверью хлопнула! Не заждалась: явился вскоре. Я ему ни слова.

– ЗЕМЛЯ ХОРОШАЯ, только то и не растёт, чего не посадишь. Огурцов было – огребание. Тыквы ребята катили как тележные колёса. Шляпами подсолнухов вёдра в шутку закрывали. Морковь, свёкла, репа – всё крепкое, чистое. Ко мне к весне за семенами в очередь. «Слово какое знаешь?»

«– ЗАЧЕМ ЖЕНИТЬСЯ? Зачем? (Разговор в мужском общежитии.) Чтоб ей деньги отдавать? Отдай, да потом у ней же на чекушку проси. Или хоть там на баню. Заработай, да и не порасходуй». – «Так-то так. Но хоть постирает, хоть чего сварит, тоже и утешит». – «Во-от, на том и ловят».

РУССКИЕ ЛЕТОПИСИ старше первой итальянской на сто лет. Как и французских хроник. Немецкая вообще в XIV веке. Наш Нестор одновременен с греческими и латынью.

КАК ЖЕ СОБАКИ либералы издевались над нами. «Ты умный? Почему ты такой бедный?» Осмеивали порядочность. Думал: нет, такие долго не продержатся. А вот держатся. И паки и паки вся надежда на Бога.

СВЯЩЕННИК: – ОТПУСКАЮ тебе грехи. А Господь: – А Я не отпускаю! Тут-то страшно.

НИКОЛАЙ СЕРБСКИЙ сравнивал происшедшее в России со Всемирным потопом. И он же: «Надежда и Запада и Востока только на Россию».

СТАРИК У ПЕРЕКРЁСТКА, долго ожидая зелёный светофор: – «А вот убрать эти дымогарки, убрать вообще машины, и что? И пойдут пешком и спасутся. Жить будут – будь здоров! Лошадка в хлеву, коровка. (Проникаясь доверием): Отца за двух лошадей раскулачили, а тут парень амбал девку везёт и у него пятьдесят лошадиных сил, это как? Небось его дед моего отца и раскулачивал».

ПЬЯНЫЙ МНЕ с обидой: «Я хотел их посмешить, а они стали надо мной смеяться».

Он же: «Я за ней приударял, ты понял, да? Говорю: я старше коня Будённого, но не верблюда». Каково? Говорит: «Буду слона искать». Понял, да? О, она с юмором. От меня научилась.

У МОНТЕНЯ: «ТАК как наш ум укрепляется общением с умами сильными и ясными, нельзя и представить себе, как много он теряет, как опошляется в каждодневном соприкосновении и общением с умами низменными и ущербными. Это самая гибельная зараза».

В ТОН ЕМУ: Если кто-то говорит как по писаному, а книги его средненькие, значит, нахватался ума опять же из книг. Не из своих.

СКОЛЬКО БЫЛО молодых, подававших надежды писателей, легион. Сколько прокукарекало, заявило о себе, и довольно успешно, сколько… остановимся. А дальше? Кто спился, кто обозлился, кто вышел в издательские, журнальные начальники и успешно стал тиранить пишущих. Почему? Да потому что молодых тянули, хвалили, продвигали. Тянули за волосы, хвалили авансом, продвигали себе подобных. Надо было обязательно поддерживать, но всё время напоминать, что пределов для совершенства нет. И что никогда никому не написать ничего подобного Евангелию. А один мой современник всерьёз (!) говорил, что по его книгам учатся «как по Евангелию».

Правило «топить котят, пока они слепые», тоже не всегда верное. Кто-то плохо начав, развивается, кто-то ярко блеснув, гаснет. А утопят первого.

В РУССКОЙ СЛОВЕСНОСТИ главное содержание. Так думаю. А навязшее в зубах правило единства формы и содержания тоже условно. Куда она денется, форма, когда нужно выразить верную, нужную мысль. Если мысли нет, то любое выдрючивание, изысканность стиля, всякое плетение амбивалентности, текста, контекста, надтекста, упражнений в рифмовке, всякая верлибристика-маньеристика уйдёт, оставив только пену. И, увы, именно в этой серой пене копошатся и пузырятся исследователи. И находят какое-то что-то такое нечто. – «Привычное дело»? Ну что тут такого, – скажут, – ну что это? Жил Иван, работал, воевал, детей нарожал, жену похоронил, что такого? Где хорал мысли, многовекторность, оркестровка идеи?

Да, Белов пень-клубу – кость в горле.

ВЯТСКИЕ ЛЮДИ – это, в шутку говорю, русские евреи. Во-первых, они везде, во-вторых, они везде начальники, в-третьих, они помогают друг другу.

И это не шутка. Вятское землячество самое мощное в Москве. Это понятно: Москва стоит на земле вятичей. Досадно, что земляки московские и вятские не поняли заголовка моей повести-стенограммы «Мы не люди, мы – вятские». А чего обижаться? Кто бы ещё так мог назвать, если б не был вятским? То есть: все думают, что я умный, а на самом деле… так оно и есть. Да и вспомнит века минувшие: обедают господа, а если что-то не доели, о том распоряжаются: «Ну, это в людскую».

В ДЕТСТВЕ ДОЧЕРИ. Игры в классики. Прыгают по расчерченному мелом асфальту. Биточка – баночка из-под ваксы. «На тоненьких живём!» То есть можно чуть-чуточку приступить черту. Ответ: «Хлюзда долго не живёт!» То есть тот, кто ищет судьбу полегче.

ГОРДОСТЬ ПОЭТА от того, что актриса знаменитая, западная, уже не молодая, в гостях на даче у него, ошарашила русского шнапса, разделась и залезла на стол. И он (не стол, а поэт) это в интервью сообщает. Как очень значительный факт своей творческой биографии. Ещё об одной знакомой, знаменитой поэтессе: когда волновалась, ела много мороженого и запивала пивом. О модных джинсах, чулках со стрелками, магнитофоне «грюндиг», джазе, считавшихся культурой в то время, когда сселялись деревни, убивались земли, вырубались леса.

Но ведь то же бывало и раньше. В Гражданскую, при расстрелах, в голод и холод Лиля Брик купалась в молоке, и в Отечественную кто-то обжирался, а кто-то умирал с голоду. Господи, все они уже т а м. Но кто где именно?

ПЕРЕСТРАХОВКА, «ЛУЧШЕ перебдеть, чем недобдеть» считается усердием и не наказывается, тогда как это надо считать трусостью.