Круча - Валентин Николаевич Астров

«Под знаменем марксизма», в котором сотрудничал Геллер. Через типографию он каким-то образом узнал о рецензии Пересветова прежде, чем вышел номер «Большевика», и ответил на нее довольно своеобразно: почти одновременно, в очередном номере «Под знаменем», появилась его ругательная рецензия на прошлогоднюю Костину книжку об истоках меньшевизма.

Геллер обрушивался на утверждение Пересветова, что оппортунисты в рабочем движении опираются не только на лучше оплачиваемую капиталистами «рабочую аристократию», но иногда и на мелкобуржуазные полукрестьянские элементы, за счет которых, особенно у нас в России, пополняется рабочий класс. Такое утверждение Геллер, в свою очередь, объявил «ревизией» марксизма и ленинизма, ведущей к «политическим ошибкам».

В ответной статье Пересветову не стоило большого труда доказать, что к «политическим ошибкам» скорее придет тот, кто позабудет об отсталости и политической неустойчивости вчерашних крестьян, не успевших перевариться в индустриальном «котле»…

2

В конце мая состоялся XIII съезд партии. Опять, как год назад, ходили на заседания с гостевыми пропусками, надставляли уши свернутой в трубу газетой. На этот раз вместе с Костей и Кертуевым бывал на съезде Саша Михайлов. Прежних споров между ними уже не велось, смерть Ленина превратила Сашу из «заступника» оппозиции в сторонника единства партийных рядов. Он едва ли не живее Кости и Мамеда принимал к сердцу каждый новый успех партии: и четверть миллиона новых членов — ленинский призыв, и завершение финансовой реформы, укрепившей нашу валюту раньше, чем это сумели сделать буржуазные правительства Европы в своих странах. Выбирались из самой горькой нужды наши рабочие, деревня залечивала последствия войны и недавней голодовки, росли урожаи.

— Восстановление идет полным ходом! — толковал Кертуев, аккуратно заносивший в записную книжку все экономические данные.

Рос, очевидно для всех, и международный престиж страны. В 1923 году из крупных буржуазных стран признала СССР «де юре» одна лишь побежденная в войне Антантой Германия, а уже в феврале 1924 года — и Англия, вскоре за ней Италия.

Одобрив политическую линию ЦК, XIII съезд подтвердил характеристику оппозиции как мелкобуржуазного уклона. Михайлов сам напомнил Косте их недавний спор об этом и признал свою неправоту.

— Снявши голову, по волосам не плачут, — сказал он. — Раз политические ошибки были, классовая оценка нужна.

Хотя в институте междоусобные распри и прекратились, но почти никто из оппозиционеров с «шандаловцами» не разговаривал. С Кувшинниковыми у Пересветовых отношения сохранялись хорошие. Свою дочку Тася выходила, девочка развивалась нормально.

Во время одного из последних заседаний съезда Костя и Степан сидели рядом на гостевых местах. Степан шепнул:

— О письме Ленина съезду знаешь?.. Нет? Речь дослушаем — выйдем, расскажу тебе.

По сведениям Степана, делегациям, каждой в отдельности, читали письмо Владимира Ильича съезду партии, продиктованное им в Горках за год до кончины. Ленин дает персональные характеристики ряду членов ЦК.

— Троцкого хвалит за способности, а Сталина требует за его грубость переместить с поста генерального секретаря.

— Ты не путаешь?

— Все точно. Зиновьеву и Каменеву напоминает их «октябрьский эпизод» и называет его «не случайностью».

— Знаешь, Степа, — вымолвил Костя, — ты меня извини, я спрошу кого-нибудь, кто сам это письмо слушал.

— Пожалуйста, иди проверяй у кого хочешь!

Степан надулся.

Пересветов разыскал среди делегатов Минаева.

— Кто тебе сказал про это письмо? — спросил тот. Узнав, что Кувшинников, выругался: — Съезд еще идет, а оппозиционеры уже такие слушки пускают!.. Да, письмо Ленина оглашалось. О Троцком в нем, между прочим, сказано: «чрезмерно хватающий самоуверенностью» и администрированием. Этого Степан не сказал?.. Ну и хлюст же он стал, спутавшись с оппозицией!..

Владимир Ильич отзывается о Сталине, как об одном из выдающихся деятелей партии, но предлагает товарищам «обдумать способ перемещения» его с должности генерального секретаря, на которой он сосредоточил в своих руках «необъятную власть». Пишет: нет уверенности, что Сталин сумеет всегда осторожно этой властью пользоваться. Присущую Сталину грубость Ленин считает недостатком, «нетерпимым в должности генсека». Съезд мнение Ленина учтет, решение скоро станет известным.

— Кувшинников, я вижу, хочет изобразить дело так, будто Ленин Каменеву с Зиновьевым их ошибки напоминает, а Троцкому его «небольшевизм» нет? Ишь, ловкач какой Степка! В политике ничего не забывается. В личную вину им Ленин прошлого не ставит, но напоминает его всем троим, как и в дискуссии напомнили уже за полгода до оглашения письма Ленина…

3

Весной болезнь Скугарева вылилась в форму психической ненормальности, которую трудно было даже назвать помешательством, хотя бы и тихим: он замолчал, но все понимал и поступал вполне здраво. Врачи утверждали, что органы речи у него в порядке, больной «не хочет» говорить. Все, что ему надо было сказать врачам или близким, он писал на бумаге, тем же способом отвечал на вопросы.

В таком состоянии не было надобности держать Владимира в больнице, и его отпустили домой.

Когда Фира позвонила Пересветовым, что к Володе скоро можно будет прийти, что он разговаривает, прибегая к пишущей машинке, — Костя взволновался. Он не представлял себе, как встретится с нынешним Володей, что ему скажет, о чем спросит.

На съезде они с Минаевым условились вместе пойти к Скугаревым.

Костя пришел первым. Володя поднялся с низкого широкого кресла и, слабо улыбаясь, подал ему руку. Они потянулись друг к другу, поцеловались. Володино лицо казалось пожелтевшим, болезненным, а взгляд, наоборот, стал живее, чем был зимой, перед психическим заболеванием.

— Давно я у вас не был! — сказал Костя, принужденно улыбаясь и невольно переводя глаза на Фиру. — Как у вас дела?..

— Ничего, — отвечала она, — Володя сильно болел, теперь понемножку поправляется.

Скугарев подтвердил ее слова кивком головы и показал Косте на второе кресло. Тот сел, а сам Владимир переставил с комода на стол машинку. «Как Оля?» — простучал он одним пальцем и, глядя на Костю, ждал.

Через пять минут Пересветов рассказывал о своей работе в «Правде», моментами забывая, что перед ним больной. Полное понимание отражалось в Володиных глазах. Лишь стук машинки напоминал о странной ненормальности.

Пришел Иван Антонович. Заметно было, что держаться с Володей, как со здоровым, ему стоит больших усилий.

— Костя-то наш каков! — с напускной бодростью восклицал он, расцеловавшись с Владимиром. — В самой «Правде» пишет!

Скугарев улыбнулся и напечатал: «Помнишь, ты говорил: хорошо, если еланские ученические кружки дадут нам в год по одному большевику?»

Минаев через Володино плечо заглядывал в машинку и, радостно смеясь, кивал головой, как вдруг его лицо искривилось, он отвернулся. Володя между тем напечатал: «Расскажи о партийном съезде. Твои впечатления?»

— Хорошие! — отвечал Минаев, напрягая голос, точно говорил с глухим. — Без Ильича, а хорошо провели съезд. Сказать тебе по правде, сперва у меня смутно было на душе. С отчета ЦК два