На сто первой версте - Александр Александрович Аннин
Книгу На сто первой версте - Александр Александрович Аннин читаем онлайн бесплатно полную версию! Чтобы начать читать не надо регистрации. Напомним, что читать онлайн вы можете не только на компьютере, но и на андроид (Android), iPhone и iPad. Приятного чтения!
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты что, не понимаешь, Санька, что Ира просто тебя ревнует? Эх ты, Санек-Санек, а ведь книжки читаешь.
– Как это – ревнует? – спрашивал я.
– Она не хочет, чтобы ты дружил с другими девочками, кроме нее.
– Да ведь она сама со мной водиться не хочет!
– Хочет, Саша, хочет. Она ведь ни с кем другим из мальчиков не водится?
– Не-а. Она вообще ни с кем не водится. Даже с девочками.
– Ну вот, лови свою жар-птицу, не упускай.
Было уже темно, бабушка пришла за мной в детский сад в семь часов вечера, как две или три мамы других детей. Мы снова шли мимо сквера с памятником Ленину и двум его знакомым, с которыми Ленин собирался пить водку после работы. Стиляги-битлы пели песню под гитару, и эта песня была продолжением той, недавней, про «косы, и бантики, и милый курносый нос».
Я с тревогой и замиранием внутри слушал это новую песню стиляг. Там парень влюбился в девушку (мы в детском саду говорили – втютюлился), и сначала у него все шло хорошо, я услышал слово «свадьба», значит, девушка тоже в него втютюлилась. Но по грустным интонациям и печальным закруглениям каждого куплета, нервным ударам по струнам я уже предчувствовал, что у парня впереди – большое горе. И вот…
– Как-то с работы пришел я домой раньше времени, – протяжно пел стиляга. – Вижу, у друга сидишь без трусов на коленях ты…
Это был для меня удар в грудь! О, мы все знали, что такое – без трусов! Это просто беда для мальчика, если в детском саду его увидели без трусов. А для девочки – еще более страшное горе, это страм… И когда мальчик хотел обидеть девочку, опозорить перед всеми, то он выкрикивал:
– А я тебя без трусов видел! Вот!
И то же самое девочки говорили презрительно про мальчиков, когда дразнились: мол, видали мы тебя и без трусов, ха-ха-ха…
И сразу после такого унижения та девочка или тот мальчик, про кого это сказали, начинали плакать и бежали ябедничать воспитательнице.
Но тут вдруг в этой песне стиляг я услышал нечто новое для меня. Я понял, что главное горе не в том, что парень увидел свою любимую девушку без трусов, а главное горе в том, что ее увидел без трусов другой парень. И девушка разрешила этому «другу» смотреть на нее без трусов. И ничего тут уже исправить нельзя, это все, конец, это уже на всю жизнь!
«На всю жизнь!» Мы говорили эти слова с ужасом, с осознанием величия и непоправимости случившегося. Например, если кто-то поцарапается или натрет себе песчинкой глаз до красноты. А еще так говорили иногда девочки, разглядывая себя в высоченное зеркало, что стояло на полу в раздевалке, – кто-нибудь из них обязательно вздыхал сокрушенно, жалуясь на веснушки или родинку:
– Это на всю жизнь!
И начинали дуться, если кто-нибудь из взрослых говорил: «До свадьбы пройдет!» Когда она еще будет, эта свадьба… Ее вообще не будет, если не исчезнут веснушки!
Стиляга пел дальше, а бабушка возмущалась:
– Гадость какую поют, кругом дети малые ходят. Хоть бы кто-нибудь милицию вызвал.
Вызвать милицию было невозможно: телефоны в квартирах были только у начальников или врачей, а будка телефона-автомата возле музея стояла с выбитыми стеклами и безжизненно повисшим крученым шнуром с лохмотьями на конце – трубку оторвали с мясом. И стиляги в скверике могли не бояться, что кто-то вызовет милицию, а если мимо случайно проезжал милицейский мотоцикл с коляской, они сразу умолкали.
– Ты называла его своим маленьким мальчикя-ам, ну а себя – непоседливым солнечным зайчикя-я-ам, – рвал себе душу стиляга, и гитара жалобно дребезжала.
Я понимал, что никакой это не маленький мальчик, просто девушка хочет сказать этому «другу», у которого она сидела на коленках без трусов, что-то ласковое. Что же это за друг такой, а? И я осознал, что друг этот – хулиган и стиляга, похожий на Андрейку Казьмина, который жил сверху тети Маши Плясухи и водил к себе девушек танцевать под музыку. Таких, как этот Казьмин, девушки любят, они вообще всегда водятся со стилягами, а хорошие парни, как я, всегда будут осмеянными и брошенными.
Бабушка не знала, о чем я думаю, но умела как-то безошибочно угадывать направление моих мыслей. И она рассуждала вслух неторопливо, пока мы отдалялись от скверика все дальше и дальше, ласково эдак говорила, с печалью:
– Вот вырастет мой Санька и тоже будет вино пить, курить и матом ругаться, как эти. Да ведь уже, поди, ругаешься со своими товарищами. Нешто, думаешь, я не понимаю? Я же, чай, понимаю.
Во мне подымалась тошнотная волна, мне было противно даже представить, как я буду пить и курить, а уж матом ругаться – и вовсе, я страдал от этих нечестных, неправильных бабушкиных слов и с жаром протестовал:
– Нет, бабушка! Никогда! Никогда я этого делать не буду! Я буду хорошим!
– Вот и будь хорошим, – соглашалась бабушка, повеселев.
И я очень хотел быть хорошим, пусть даже со мной не захотят водиться красивые девушки, пусть даже они будут смеяться надо мной вместе со стилягами и «просто хулиганами».
Тем более что меня в любом случае ждет одиночество. Так уж лучше быть хорошим и одиноким, чем плохим – и тоже одиноким.
9
А любовь человеческая – взрослая, настоящая – она ведь свой первый росток пускает в детсадовской песочнице. Тонюсенький, бледный побег. Даже еще не побег, а зернышко будущей любви, которое падает в маленькое детское сердце вместе со взглядом девочки, ее интонацией, смешной гримасой… И потом долгие годы ждешь встречи с этим проросшим в душе росточком. Ты узнаешь его, не ошибешься!
Помню, я сказал Ивановой в песочнице: «А давай на рисовании сядем вместе?» Она словно вспыхнула изнутри, обрадованно и как-то по-мальчишески ответила, вся подавшись вперед: «А давай!»
Спустя десятилетия я встретил наконец-то любовь всей моей жизни. Мы поженились. Нам было плюс-минус пятьдесят, и я высчитал день, в который нам на двоих исполнится ровно сто лет. И как когда-то Ивановой в песочнице, я сказал жене: «А давай позовем гостей на наш с тобой столетний суммарный юбилей?» Она вспыхнула изнутри и ответила по-мальчишески, вся подавшись вперед: «А давай!» В тот миг я окончательно узнал ее – вот же она, вот… Все-таки встретилась!
…После тихого часа мы полдничали теплым молоком и творожной запеканкой, потом шли слоняться по двору детского сада. И вот – долгожданный момент: кто-то из мальчиков радостно оповещал всех, что в проем, за которым была улица Тупицына, входит папа Иры Ивановой:
– Дядя Валя! Ура!
Мы, побросав свои совочки-луноходы и другие игрушки, гурьбой бежали навстречу дяде Вале, а он улыбался смущенной, счастливой улыбкой. Мы обнимали его за коленки, и он неловко, осторожно трепал мальчиков по голове. Дядя Валя-увалень…
Воспитательница Таисья Павловна отворачивалась, делала вид, что разглядывает что-то на крыше детского сада.
– Здравствуйте, Таисья Павловна! – зычно окликал ее дядя Валя, и она очень резко поворачивалась к нему, хмурилась и кивала:
– Здравствуйте.
И, не сдержавшись, прыскала смехом от радости. А ведь нам она ни разику даже не улыбнулась за все время! Дядя Валя протягивал нашей воспитательнице шоколадку, а мы кричали вразнобой: «Нечестно! Нечестно! Почему ей, за что? Она себе сама купить может!»
А кто-то начинал было про дядю Валю и Таисью Павловну:
– Тили-тили-тесто, жених и невеста!
– А ну, прекратите, – жалобно выкрикивала Таисья Павловна. – Вы глупые злые дети!
Дядя Валя тоже не любил, когда кто-нибудь заводил это: «тили-тили-тесто».
Воспитательница тут же принималась грызть шоколад, быстро-быстро, как белка из мультика, она облизывала при этом пальцы, словно девчонка, и лицо при этом у Таисьи Павловны шло красными пятнами.
– А нам, а нам? – кричали мы, зная заранее, что и нам достанется шоколадка.
– О-па! – говорил дядя Валя и вытаскивал из большой холщовой авоськи настоящий футбольный мяч.
– Ура! Ура! – кричали мы снова.
– Пошли, братцы-кролики, в футбол играть! – весело кричал дядя Валя. – А потом будем все вместе есть шоколад!
– Блатсы-клолики, – мямлил картавый Валерка-Рыжий.
Тут только я вспоминал про Иру Иванову и оглядывался. Она сидела на качельках и восхищенно смотрела на папу. И было в этом восхищении что-то такое… «Мой папа лучше всех ваших пап», – сказала
Прочитали книгу? Предлагаем вам поделится своим отзывом от прочитанного(прослушанного)! Ваш отзыв будет полезен читателям, которые еще только собираются познакомиться с произведением.
Уважаемые читатели, слушатели и просто посетители нашей библиотеки! Просим Вас придерживаться определенных правил при комментировании литературных произведений.
- 1. Просьба отказаться от дискриминационных высказываний. Мы защищаем право наших читателей свободно выражать свою точку зрения. Вместе с тем мы не терпим агрессии. На сайте запрещено оставлять комментарий, который содержит унизительные высказывания или призывы к насилию по отношению к отдельным лицам или группам людей на основании их расы, этнического происхождения, вероисповедания, недееспособности, пола, возраста, статуса ветерана, касты или сексуальной ориентации.
- 2. Просьба отказаться от оскорблений, угроз и запугиваний.
- 3. Просьба отказаться от нецензурной лексики.
- 4. Просьба вести себя максимально корректно как по отношению к авторам, так и по отношению к другим читателям и их комментариям.
Надеемся на Ваше понимание и благоразумие. С уважением, администратор knigkindom.ru.
Оставить комментарий
-
Гость Татьяна05 июль 08:35 Спасибо. Очень интересно ... В плену Гора - Мария Зайцева
-
Фарида02 июль 14:00 Замечательная книга!!! Спасибо автору за замечательные книги, до этого читала книгу"Странная", "Сосед", просто в восторге.... Одна ошибка - Татьяна Александровна Шумкова
-
Гость Алина30 июнь 09:45 Книга интересная, как и большинство произведений Н. Свечина ( все не читала).. Не понравилось начало: Зачем постоянно... Мертвый остров - Николай Свечин