Перед солнцем в пятницу - Альбина Гумерова

сына. И как же больно ей было видеть, что эта взбалмошная женщина не умеет любить! И сын, когда-то солнечный мальчик, теперь несчастлив, не светится, душа его не поет, и так будет до самой смерти…

– Прости меня, – сказал муж, и жена сильнее прижалась к нему, вся – один сплошной грех, вся – большая вина.

Открыться ему! Очиститься! Но слова не шли, голос колом встал в горле, задеревенел, рот не открывался. И не плакалось совсем. Странно горячо было в теле, и в то же время знобило.

Он в кресле, а она на полу у ног его. Сколько часов прошло? Минут? Дверной проем, словно чья-то пасть, чернел на противоположной стене. Снизу послышалась слабая ругань соседей, которая вскоре сменилась стонами страсти. Ольга подумала, что, если бы пол обрушился, она бы упала к ним, в чужую похоть, а ее муж остался бы парить в воздухе. Этот человек, который когда-то влюбился в нее и взял замуж, в котором она вскоре после свадьбы разочаровалась и которого мучила много лет (мстила!), казался ей теперь святым. И то, что она сидит у ног его и он не оттолкнул ее, вдруг дало женщине покой и надежду. Какое счастье, что этот тихий, скромный человек был в ее жизни! Любил ее!

Ольга попыталась оценить ситуацию с иной стороны: тяжелый момент, с дочкой чуть не случилась трагедия, а муж уезжает. Все ее женское существо уцепилось за эту соломинку, но выставить мужа мерзавцем, чтобы облегчить сердце, не вышло. Он был хорошим мужем и неплохим отцом. А его недобрые поступки – полностью ее вина.

Она заползла к нему, обвила руками шею и поцеловала дрожащими и мокрыми от слез губами. Он спокойно, слегка удивленно ответил на поцелуй. Ах, как ей хотелось второго шанса! Жить с мужем и дочерью, любить их всем сердцем! Как же ясно, до невыносимой боли в душе осознала Ольга свое заблуждение! Во всем, во всей жизни своей! Ее ломало, трясло от этого открытия, дрожь было не унять.

Муж потянулся за пледом, накрыл их обоих и положил свою теплую ладонь ей на голову. Его сердце билось в правое ухо жены. Она вдруг захотела быть беременной, чтобы внутри нее шевелилась, жила и росла частица этого мужчины. Попыталась вспомнить, когда они в последний раз занимались любовью? Коснется ли он ее когда-нибудь? Будет ли она счастлива? Будет ли Галя с нею счастлива? Она к отцу всегда больше тянулась… Каково будет ей без него? Ведь дочка еще не знает, что папа бросает их… И жена тихо поведала мужу о своем предательстве. Каким местом получила эту квартиру. И что до сих пор, из страха потерять работу, эта поганая связь продолжается!.. Просить прощения было бессмысленно.

Он никак не отреагировал, сердце его все так же спокойно билось. Жена застыла, а спустя пару минут осторожно подняла голову: глаза мужа были крепко закрыты. Вскоре и ее склонило в сон. Но жаль забываться, хотелось осознавать, в последний раз чувствовать тепло и нежность мужа. Она ведь даже не знала, какой именно период в истории он изучает! Что именно преподает! Знала только, что историю…

На улице заорала сигнализация. Живя на втором, женщина успела привыкнуть к более громким звукам. Здесь, на девятом, едва слышалось, что происходит во дворе.

– Эй? Э-эй! – она слегка потормошила мужчину.

Он дернулся и мгновенно открыл глаза.

– А что с соседом-то? Как он себя чувствует?

– С каким соседом?! А, с ним-то… Да все вроде… хорошо! Нужно-то было напиться разок. И физический труд на земле.

Она исцеляет. Земля! Как же высоко взобрались они трое! Вот бы продать квартиру! И на девятом, и на втором! Купить дом с двумя входами, на две семьи и жить там! Ольга ведь полюбила и Ляйсан, и Софью, пока жила с ними. И рядом с ними осознала, что любит мужа. И мужики, должно быть, уже не чужие друг другу. Дом! Дом как в деревне! Ведь что второй, что девятый этажи так невыносимо далеки друг от друга и слишком высоко от матушки-земли – от Ленара и многих других детей, которые ложились в землю и медленно тлели в ней, помогая земле рождать плоды для живых, во благо живых людей. Им – живым – на долгую счастливую жизнь.

Женщина вдруг ясно представила это их общее счастье. И раздельно вроде бы, каждый со своей семьей, и в то же время вместе. «Хр-р-р», – тихо засопел муж, и жена его улыбнулась. Она осторожно сползла на пол.

– Сколько время?.. – вздрогнул он и широко распахнул глаза.

– Спи, спи. Рано еще. Ложись на диван. Я разбужу.

Он вытянул ноги и скрестил руки на груди. Она укрыла его пледом.

– Пойду приведу Галю.

– Угу.

Ольга накинула пальто и вышла, тихо прикрыв дверь. Медленно спустилась на второй этаж. Встала перед дверью. В квартире, где она жила больше месяца, все, должно быть, еще спали, но нужно было разбудить Галю, чтобы отец и дочь попрощались перед его дальней дорогой. Женщина вдруг обратила внимание, что в углу, возле батареи, валяется велосипедный насос, наверное, Ленара, ведь он был единственным ребенком на этаже. Ах, неужели, чтобы ей – взрослой женщине – понять простое и главное, один маленький мальчик должен был умереть?!

Она вдруг побежала по длинному коридору, в самый конец его. Остановилась у двери. Звонок не работал, и Ольга принялась неистово барабанить. Тут же послышался лай. Дверь приоткрылась, и тугой запах псины едва не сбил женщину с ног. Спросонья дед-вонючка растерянно хлопал глазами, одной рукой держался за дверную ручку, а позади него так и рвались защищать своего хозяина преданные дворняги.

– Виталий Петрович! Простите меня за тех собак! Пожалуйста, простите…

Перед солнцем в пятницу

Повесть

Отцу, с любовью

Теперь папы нет. Его уже давно нет, и порой кажется, что и не было никогда. На стене фотография: папа за своим рабочим столом, склонился над чертежами и чуть приподнял голову на объектив. Глядит исподлобья. Строго. Будто спрашивает: «Ну что вам надо? Не видите, я работаю!»

Это всего лишь фотография. Даже если долго смотреть на нее, папа не вспомнится.

А вспоминается, когда я слышу хорошую музыку по радио, и оно вдруг начинает шипеть, будто ругается. Или когда мама положит четвертинку яблока в хлебницу с почти уже черствым хлебом, а наутро хлеб этот можно есть. Я вижу папу в таких вот странных явлениях.