Осенняя охота - Екатерина Златорунская

Ознакомительный фрагментосоловел. На него не обращали внимания. Пожилые мужчины пели хором, и один, с гитарой, вышел из-за стола, махнул рукой, призывая к танцу. Женщины встали в круг, к ним присоединились мужчины. Анастасию с Павлом позвали тоже. Анастасия осталась сидеть, а Павел вышел в круг, положив руки на плечи мужчин, и общая сила танца подхватила его. Он смеялся, оглядываясь на Анастасию – правильно, неправильно? Анастасия показала большой палец – классно.

На пляже – пять минут по пристани с лодками – легли, не раздеваясь, прямо на темно-коричневый, как тростниковый сахар, песок. Голубое с розово-красными прожилками близкое небо соединялось с морем. Оно чуть синее оттенком. На пирсе пожилая женщина в длинной юбке читала книгу. Как она видит в сумерках? Павел разделся – и снова Анастасия посмотрела на его тело с завистью, болью и желанием, – зашел в воду и поплыл.

Женщина с книгой все сидела.

Перед ужином поднялись в горы посмотреть на старый маяк. Он давно не работал, над ним висели крупные звезды, стрекотали стрекозы, море внизу очень темное и страшное, как огромная рана, и запах сухих цветов, что росли тут.

Как называется? Не знаю, на чертополох похоже.

Ты заметила, какие здесь у местных старые машины? Бедность повсюду. Зачем им новые машины, когда у них есть море. Наивная душа. А тебе зачем машина?

Он обнял ее, она делала вид, что ей хорошо, чтобы и ему было хорошо. Ей не хотелось портить ему отпуск.

В таверну Николая, где они, следуя рекомендации Татьяны, решили поужинать, прибывали друг за другом, словно на тайную встречу, нарядные пожилые мужчины и женщины.

Две дамы, одна – в платье с бело-черными полосками, другая – в красном закатном, вышли из-за стола, словно приготовившись к исполнению танца, взялись за руки и продолжили разговор, недопустимый по какой-то причине за общим столом. Они стояли так долго, не разжимая рук. Анастасия успела съесть салат, пока не появился священник в черной сутане.

Обе дамы почтительно поцеловали ему руку, и другие тоже поднимались с мест и целовали ему руку. Священника усадили во главу стола, как на картинах о тайной вечере, и две женщины в платьях сели с ним рядом.

Анастасия засыпала от вина и усталости. Она сняла туфли, сидела на стуле с ногами, как в детстве. Павел спросил: «Как называется маленькая рыбка, которую мы ели на крестинах?» Официант показал пальцем в меню: есть биг и смолл. Смолл.

Принесли рыбу, она оказалась не такой, как подавали на крестинах. Павел расстроился: «Завтра спрошу у Татьяны. Время здесь стоит, машины те же, что и десять лет назад, а цены растут. Я помню, еще на Крите греческий салат стоил три евро, а сейчас уже пять».

Священник, сопровождаемый женщинами, ушел, за ним поднялись и другие. В кафе остались только Анастасия с Павлом и старички. Аккуратные, в белых брюках, они играли в шахматы за дальним столом. На их столе горела свеча, освещая доску с фигурами. Двое официантов присели к ним за стол, комментируя ход игры. Вышел и сам хозяин таверны Николай – крупный, кудрявый, с брюшком, неся на подносе тарелку с хлебом и огурцами, тарелку с сыром, бутылочку самогона, и тоже сел к старичкам. Все выпили по рюмочке. Вышла пожилая женщина, наверное мать Николая, и унесла бутылку.

Выбежала девочка с подносом, она несла кофе, Николай погладил ее по голове.

В номере включили кондиционер, закрыли ставни. Павел поцеловал ее наугад, попал в плечо и отвернулся. «Завтра продолжим шалить, а сейчас спать». И мгновенно пришел сон.

Несколько дней подряд, повинуясь путеводителю, осматривали достопримечательности. Павлу все это было неинтересно. Камни и камни. Анастасия выполняла познавательную программу за двоих, хотя ей тоже было неинтересно. В древнем Коринфе сфотографировались у Львиных ворот, после них там же целовались юноша и девушка, Анастасия подумала: они такие же, какими мы были когда-то, только у них все впереди.

В Эпидавре, в каменном знаменитом театре, забрались на самый верхний ряд и оттуда смотрели на уменьшившуюся сцену. Женщина в широких штанах, видимо гид, вышла в центр, громко хлопнула в ладоши, призывая свою группу, и американские туристы – толстые, бесформенные, в шортах, бродившие безо всякой цели, встали в круг и захлопали тоже. Павел засмеялся.

Вышла еще одна женщина, высокая, в желтом платье, наверное итальянка, и, решив проверить акустику, запела. Американцы переметнулись к ней, радуясь бесплатному концерту. Итальянка пела, сопровождая выступление выразительными жестами, и Анастасии казалось, что она обращается к ним – зачем вы мучаете друг друга? К итальянке подошла пожилая женщина в черном платке – концы повязаны на затылке, белые седые волосы, тонкие журавлиные лодыжки, наверное мама, и подарила цветы. Итальянка заплакала.

Они еще погуляли вокруг театра, держась за руки; туристы снимали на телефон столетние деревья, камни, кафешки с мороженым и соком – все, что видели вокруг. Анастасия купила мороженое – тут же пришли попрошайничать местные кошки. Одна, серая с пятнами, маленькая, аккуратная, была беременной. Анастасия оставила ей мороженое на крышке от кофе, соперницы, шипя, крутились у крышки, тоже претендуя на лакомство, откуда ни возьмись вылез огромный кот, похожий на опухшего от пьянства мужика. Анастасия топнула. Кот испугался, отошел.

Орды собак повстречались им в Нафплионе, когда-то столице Греции, а сейчас маленьком, почти сельском городке. Анастасия и Павел побродили по морскому порту, а после пошли обедать в первую попавшуюся таверну. Высокая официантка с черными стрелками на веках сидела за столом с двумя пожилыми мужчинами, и они по очереди целовали ей руки.

Обедали, не разговаривая. Павел углубился в телефон. Анастасия сохраняла хладнокровие, она обещала себе на время отпуска быть идеальной женой: не злиться, не обижаться. Но они все равно ссорились. Павел уставал от музеев, слишком жарко, длинные очереди, исчезал, Анастасия находила его в кафе, с бутылкой вина, обижалась, Павел был невозмутим и неприступен, и в такие минуты она думала: вот и все, вот и все, прозвенел последний звонок, глупая песня с ее выпускного, надо решиться и разойтись.

Но вечером в своей деревне, набрав закусок в таверне Николая, шли на пляж, раскладывали еду; тихо плескались волны – ведь хорошо, лучше, чем твой снег. В такие минуты уходили занудные муки одних и тех же переживаний.

Павел загорел, Анастасия оставалась белой, как крем от загара.

Они давно договорились: никаких святых мест. Все это было, и все это прошло: чтение акафистов Матронушке, очередь к иконе, начинающаяся с трех ночи, послушания, строгие

---

Конец ознакомительного фрагмента Купить полную версию книги

---