Другая. Видеть мир не глазами, а сердцем - Элой Морено

– Я устала, очень устала. Значит, скоро мне будет очень больно, всегда так. П-п-просто на этот раз все как-то быстрее. Может, п-п-потому, что на этот раз близко, совсем близко… на этот раз очень близко.

– Близко? Что близко?

– Мне больно, мне очень больно… – сказала она, подергиваясь от спазмов.

– Что у тебя болит, Луна? Что у тебя болит?

– В этом-то и проблема. Я не знаю, – ответила она, закрывая глаза.

В тот день я не поняла этой фразы, на самом деле, я вообще не понимала, что происходит.

Она обессиленно взяла меня за руку.

– Позовите медсестру… – прошептала она.

– Что?

– Позовите медсестру. Позовите медсестру… п-пожалуйста… кнопка, красная кнопка.

Я нажала на красную кнопку.

Она закрыла глаза, а я так и осталась стоять, сжимая ее руку.

Что у тебя болит, Луна?

В этом-то и проблема. Я не знаю.

Семь лет назад

Десять километров.

Это расстояние, разделяющее две машины, красную и черную, которые едут по одной и той же дороге навстречу друг другу. Видимость идеальная, движение свободное.

В одной из машин, в черной, женщина продолжает думать о том, как успеть все, что ей нужно сделать: возможно, если она сейчас сходит за покупками, она успеет не только сводить сына в бассейн, но и принять одного из пациентов.

Ребенок, наблюдающий с заднего сиденья за происходящим снаружи, вдруг говорит: «Мама, я сейчас описаюсь».

Она слышит его, но не отвечает, продолжая искать решение головоломки. Мальчик, нервничая, все сильнее сжимает колени, будто это может ему как-то помочь.

«Мама, я сейчас описаюсь», – повторяет он более настойчиво. Мать молча нажимает на педаль газа.

Ребенок, возможно, думая, что мать его не слышит, или, может, потому что он действительно больше не может терпеть, говорит: «Мама, я больше не могу!»

Именно в этот момент его мать кричит: «Я тебя слышу! Я тебя слышу! Я тебя слышу!»

Она кричит от злости, но не на него, а на весь мир, на приближающийся вечер, на жизнь, не оставляющую ей ни одной свободной минуты, на часы, которые невозможно остановить. Расплата не заставляет себя долго ждать: напуганный ее криком ребенок намочил трусы, штаны и сиденье автомобиля. Больше она не говорит ни слова.

В другой машине, в красной, девочка-подросток продолжает сидеть, уткнувшись в мобильный телефон. Ей надоело видео инфлюэнсера, и теперь она читает сообщения в группе друзей. Какой-то парень прислал ей фото в обнаженном виде. Она нервничает и быстро пролистывает изображение. Косится на мать: та ничего не заметила. Потому что, к счастью, голова ее матери занята другим.

Другое – это сообщения, не перестающие сыпаться в рабочий чат, оповещений о которых девочка не слышит из-за наушников и от которых ее мать переживает все больше и больше.

Она уже несколько минут ведет машину, держась за руль всего одной рукой: другой она пролистывает сообщения в телефоне. Краем глаза женщина видит, что одна из коллег, ее заклятый враг, пишет что-то, что ее непосредственно касается. Она начинает нервничать еще сильнее.

Между двумя машинами остается пять километров.

Польша

Пройдя под дождем множество улиц, женщина подходит к нужному дому, адрес которого отображается на карте в телефоне.

Она смотрит по сторонам, ей кажется, что она в реальности переживает то, что столько раз видела в интернете. Практически все совпадает, даже мельчайшие детали: цвет уличных фонарей, форма мусорных баков, тротуарная плитка. Она вдруг замечает, насколько похожи друг на друга дома в этом районе. Издалека она видит то, ради чего пришла: белый фасад, ограду с черными воротами и красным почтовым ящиком. Первый этаж, затем второй и мансарда.

Она поднимает голову и видит круглое окошко, украшенное изображением единорога. Она приближается к дому, проходит мимо фасада и замечает то, что ее поражает: прямо напротив припаркована та самая машина, на которой уехала девочка.

Она украдкой заглядывает в маленький садик, скрытый между оградой и внутренней частью дома: различает баскетбольный мяч, игрушечный грузовик и желто-синий велосипед.

Она идет по тротуару, пока не доходит до угла. Там она останавливается, не зная, что делать дальше. Смотрит по сторонам: вокруг никого, только дождь и холод, пробирающий до костей.

Она решает зайти в кафе.

Поворачивает обратно, пересекает улицу и останавливается перед дверью ближайшей кофейни. Уже заходя внутрь, она понимает, что девочка может быть там, внутри.

По ее телу пробегает дрожь.

Тут же пришла медсестра с небольшой тележкой, полной лекарств, проводов и мониторов. Она ни о чем не спросила, даже не посмотрела на меня, надела на палец девочки какой-то приборчик и стала наблюдать за индикаторами.

Взяла шприц и что-то ввела ей.

Затем она взяла девочку за руку, осмотрела ее шею, глаза. Пока лицо девочки не начало расслабляться, медсестра так и стояла рядом с ней.

– Не пугайтесь, иногда это с ней случается, но это нормально, и чем больше вы будете здесь находиться и видеть, что происходит… – сказала она мне, словно разговаривала сама с собой.

– Все случилось так внезапно, мы разговаривали и…

– Да, так оно и бывает, правда, на этот раз можно было это предвидеть, а никто ничего не заметил. Иногда мы так заняты попытками спасти одну жизнь, что забываем, что можем потерять другую.

– Что? – Я уже ничего не понимала.

– Ну, это сложно объяснить. Луна иногда испытывает боль, скажем так, особого характера.

– Да, она так и сказала, что ей очень больно, но она не сказала, что у нее болит, – продолжала я.

– Да, так и есть, – ответила медсестра.

– Но ведь это невозможно, она должна понимать, что у нее болит: рука, грудь, голова.

– Не всегда так. Бывают боли, которые приходят без предупреждения и начинаются ниоткуда. Вот, посмотрите сюда, видите? – спросила она, указывая на аппарат. – Напряжение, пульс, уровень кислорода. У нас есть все возможные показатели, но ни один из них не способен измерить боль, не говоря уже о боли, которую испытывает она. Думаю, у нас никогда не будет такого прибора, который смог бы измерить боль этой девочки. Есть люди, способные выносить такое, о чем ни вы, ни я даже не подозреваем. Луна одна из них.

– Ассоциированная гиперчувствительность? – спросила я. Мое образование требовало на все навесить ярлыки.

– Мы всегда стремимся всему дать название. Наверняка она бы объяснила это как-то по-другому, куда более удивительно и, конечно же, менее правдоподобно.

– Я не понимаю.

– Если вы умеете слушать, в конце концов она заговорит, – ответила она, осторожно опуская руку Луны на кровать. – Сегодня, когда