Растворяясь в песках - Гитанджали Шри

Но Старший не кричал на сестру. Он с ней даже не разговаривал. Он кричал, потому что намочил штаны. Не он намочил, это хризантемы набросились на него, когда он увидел в руках служанки миску матар-панира. «Нет, только не это», – затряс он головой так, что шланг, из которого поливал цветы, дернулся. Хризантемы набросились на него, и струя воды попала на штаны. Тут он подпрыгнул и еще более угрожающе закричал: «Нет, только не это!» С криками вошел в дом, а вода продолжала литься из шланга.

– Убить хочешь этими неизвестно когда приготовленными овощами?

– Госпожа так велела, – рассеянно сказала служанка, уставшая от настоящих и показных перебранок супругов. – Ваша сестра пришла.

– Приготовь свежее! Или будешь кормить протухшими объедками? Даже попрошайке не вздумай отдавать! Умрет – тебя посадят.

– Вы? – В ярости появилась госпожа, она же супруга, она же Невестка. – Вечером к нам придут. Вы же вчера говорили подать на ужин то, что останется. А теперь за несколько часов до ужина все превратилось в яд? И еще, – прорычала она по-английски, – прекратите подрывать мой авторитет перед слугами, вот почему они не слушаются меня, да и вам это чести не делает.

– Выкидывай, – гневно посмотрел он на служанку, которая застыла у холодильника с миской как истукан.

– Я попробовала. Все отлично. С ней пришли двое друзей. Подам с остальной едой, чтобы всем хватило, – сказала жена, бросив грозный взгляд на мужа, то ли чтобы утихомирить, то ли чтобы услышала его сестра.

– Хватит еды или нет, подавай только свежее, если ничего другого не можешь приготовить, – рявкнул Старший на служанку, – а это убери!

– Поставь обратно, – отчеканила жена, – я съем.

– Поставь для нее. Никто другой это есть не будет.

– Если умру, скажи, что по вине господина.

Служанке каждый раз приходилось догадываться, то ли они кричат-собачатся ради смеха и забавы, то ли по-детски дурачатся, то ли и вправду раздражены, то ли это их семейное хобби бить на поражение.

Сестра, конечно, слышала – разве может кто-то заткнуть уши на спине? Да и подруга наверняка была в курсе происходящего в доме. А слышали хризантемы или нет – какая разница. Был их сезон, им нравилось набрасываться на кого-нибудь от случая к случаю, и они не отказывали себе в этом. Их совершенно не заботило, что Старший скоро выйдет на пенсию и покинет сад, а как поведет себя следующий, неизвестно. А если, как сейчас это принято, зальют цементом лужайку и клумбы, чтобы избавиться от грязи и мелкой живности, которая в ней водится? Или вместо цветов засеют пшеницу, кукурузу и еще бог весть что, чтобы получить хоть какой-то прок? Но хризантемы не думали наперед и продолжали набрасываться, кокетливо раскачиваясь, как будто внутри у них расправлялась пружина.

У тех, кто служит на государственной должности в маленьких городах, лужайки, сады и поля обычно бывают в несколько раз больше их огромных особняков. Иногда там бывают бассейны, маленькие пруды и большие, фонтаны и беседки. Когда-то, во времена правления королевы Виктории, ее огромная мраморная статуя – нет-нет, абсолютно белая, не могла же она быть разноцветной куклой со злобно выпученными глазами – встречала у входа в сад. Сейчас, когда прошел страх, что тебя по любому поводу могут объявить изменником, она стоит забытая, но все же стоит.

В больших городах дома становятся меньше. Но и там, где сейчас увидишь здания, когда-то были деревья, а где сухие комья земли – цветы. Дома чиновников были оазисами среди пустыни.

Хризантемы, хризантемы, хризантемы.

Как только кто-то входил в дом Старшего, через стеклянные двери длинного коридора он сразу видел обрамляющие лужайку хризантемы всех цветов и размеров.

Сестра увидела, как брат из шланга поливает цветы. Светило солнце, и за деревом, стоящим позади, сверкал золотой поток, как будто всевышний натирал руки солнечным светом и блестящие частички сочились сквозь пальцы.

Спина сестры слышала и видела всю эпическую битву за панир. А что слышала спина Матери, известно только ей.

Увидев спину сестры, удаляющуюся в комнату Матери, брат сказал служанке:

– Скажи Маме, что солнце светит и хризантемы цветут. Поставь стулья на лужайке. Почему бы всем не посидеть на воздухе?

После этого брат стал раздумывать о будущем хризантем, вернее о том, что ждет его после выхода на пенсию, когда, как и все остальные в этом большом городе, он переедет в квартиру. Сколько цветов сможет увезти в горшках? А если заставит горшками эти крохотные балкончики, то куда девать одежду, себя и прочее барахло?

Стулья уже стояли, но Старший сидел там один. Так же, как его покойный Отец, который грелся здесь на солнце зимой: вполоборота к хризантемам, а вполоборота к той части дома с комнатами, которая была видна за стеклянной дверью, и к большой открытой двери, заканчивающей коридор. Отец и сын, оба имели одно обыкновение – зрачок левого глаза они уводили налево, а зрачок правого – правее, правее, правее – так, чтобы обе части мира были в поле зрения и все происходящее было на виду. Наверное, глаза, способные выполнить такой трюк, должны быть сделаны не из обычной плоти и крови. Или все же они не могли смотреть в разные стороны света, а просто бесцельно блуждали?

Доносился голос сестры:

– Всё в хризантемах.

– Нет, – отвечала Мать.

– Ну, Мама, всех цветов и размеров! Футбол, Спайдер, сплюснутые, кустовые. И все раскачиваются.

Но с чего бы ей согласиться?

– Фиолетовые, белые, желтые, розовые и даже зеленые.

Воздух над лужайкой пошел рябью:

– Я помогу дойти, а? Возьми трость!

– Ну нет. Голова кружится. Трость. Нет. Солнце. Не-е. Цветы. Ну-у… не-е… но-о.

Старший поднялся с места и пришел в комнату Матери. Встал рядом с сестрой. Оба посмотрели друг на друга, отведя глаза, и сложили губы в улыбку, не улыбаясь. Они давно перестали разговаривать. Вражда прошла, но привычка осталась. Они уже давно разучились дурачиться, как брат и сестра.

– Вставали? – обратился он к Маминой спине. – Давно она здесь? Накормите же ее чем-нибудь, скажите, пусть приготовят, иначе принесут из кухни протухшие объедки.

12

Только зайдешь в комнату, как в два счета все заполняет темнота. Оставшийся позади солнечный свет исчезает, превратившись в воспоминание. Потом легкий отголосок тепла пробегает по закрытым векам. И постепенно глаза начинают различать очертания.

И даже те глаза, что выросли на безвольной спине. Они видели, как пальцы Дочери тянутся к ней. Упрямые пальцы, заставляющие встать и совершенно уверенные в