Марк, выходи! - Роман Зинзер

нее спать. Спать я и сам хотел. Уже в кровати я тихо откашлялся и потрогал себе лоб. Никакой температуры не было, значит, это я от вонючей дымовухи только кашляю. Не хватало еще летом заболеть. А тем более в больницу попасть. Летом болеть нельзя.

* * *

Утром меня разбудила мама и позвала завтракать. Я умылся, причесался и сел за стол. Я люблю воскресенья, когда родаки дома. Можно съесть вкусные сырники или еще что-нибудь аппетитное. В рабочие дни мама сырники не готовит.

Мама сказала, что вечером мы должны пойти в гости к ее знакомой. В гости мне не хотелось: это всегда была ужасная тоска – просто сидеть, жевать и слушать бессмысленные разговоры взрослых. Отец у меня тоже походы в гости не любил. Он много работал, и на выходных больше всего ему хотелось побыть дома и хорошенько поспать. Но надо было идти в гости. Мама иногда устраивала нам с отцом такое веселье.

В дверь позвонили. Я побежал открывать. Я всегда у нас открываю дверь, потому что передвигаюсь быстрее мамы и отца. За дверью стояли Костян и еще пара старшаков с нашего двора.

– Выходи, – сказал Костян. – У шахмат.

Я закрыл дверь и стал обуваться.

– Я погуляю, – крикнул я маме.

Я с трудом завязал шнурки. Руки у меня дрожали, а сердце колотилось. Костян никогда за мной не заходил. Кто я такой, чтобы за мной старшие заходили? Я – малыш. Но Костян зашел. Значит, во дворе что-то серьезное. Я подумал, разулся и побежал к окну. Деревья напротив моего окна почти полностью заслоняли шахматные лавки во дворе, но там явно было полно пацанов.

Я подошел к телефону и позвонил домой Струковым. Никто не ответил. Значит, родители у Санька и Димана на работе, а сами они или гуляют, или куда-то ушли.

Я снова обулся и вышел во двор. Поджилки тряслись, но я храбрился и смело зашагал к шахматному столику в центре двора.

Там были все наши. И Санек, и Диман. Жирика не было. Я встал за Саньком и спросил его, где Жирик и что случилось.

– Потом расскажу. Жирик дома с сотрясением. Мама его так сказала. Скорую вызывали ему вчера.

Точно! Сотрясение. Как я и думал. Кранты Жирику. Надо будет ему хоть спасибо сказать, что меня из гаража спас. А то того и гляди помрет. Блин!

– Все тут? – спросил Костян.

Костик был бледный. Очень бледный. Губы у него были тонкие-тонкие, а лицо совсем худое и костлявое.

– Кто что знает? Говорите, а то всех перебью, – сказал Костян.

Пацаны вокруг зашептались.

Я пихнул Санька локтем в бок и спросил, что происходит. Санек повернулся ко мне. Вид у него был напуганный. Я никогда не видел Санька напуганным. Даже Костяна видел, а Санька нет.

– Рому избили, – сказал тихо Санек.

– Как?

– Железной трубой. Час назад. Из-за угла дома по башке.

– Да ты гонишь?

– Нет. Скорая его увезла. Менты приезжали, что-то даже записали.

– Он жив?

– Да, вроде бы. Но пацаны говорят, в коме. Или череп треснул. Короче, серьезно приложили.

– А кто?

– Вот это Костян и хочет узнать тут.

Сердце опять у меня заколотилось в ушах. Если сейчас кто-нибудь из малышей проболтается, что я их подговаривал побить Костяна, то мне крышка. Быстрая крышка. Костян сразу смекнет, что это я его брата трубой отходил, и прибьет меня. Даже разбираться не станет. Костян никогда не разбирается. Кому я говорил про мой план с Арсеном против Костяна-то? Саньку говорил, Жирику говорил. Диман тоже знает. Трое. Да, больше никому не успел. Хоть бы пацаны промолчали. Тогда меня пронесет. И Арсена пронесет. Пацаны промолчали.

– Да туземец это! Этот… как его? Арсен, – сказал Таксист.

Все посмотрели на Таксиста, а Костян шагнул к нему поближе.

– Думаешь?

– Труба эта… – сказал Таксист и кивнул на трубу, которая лежала на шахматном столе. – Она это… – Таксист сбился и никак не мог продолжить говорить.

Труба была в метр длиной, с облупившейся белой краской. Кажется, газовая. С одной стороны она была спилена, а с другой – на ней был большой набалдашник, чтобы прикрутить к какому-то другому куску трубы.

– Она в подъезде у туземца стояла. Сто лет как стояла, – сказал Даня за Таксиста.

Да, мы все знали этот кусок трубы. Кто-то давным-давно делал ремонт и забыл старую батарею и эту самую трубу в подъезде Струковых и Арсена. Хотя, может, это была не та труба. Эта, кажется, подлиннее, чем в подъезде. Проверять никто не пошел.

– И он же это… – Таксист собрался с силами и продолжил говорить. – Вчера туземец крикнул, что убьет тебя. Вот.

– Так Костяну же крикнул, – сказал толстый Даня. – Причем тут Рома?

– А притом что я обычно утром хожу за сигаретами. Они… это… утром всегда кончаются, – сказал Костян. – А сегодня я спал. Ну, «дунул» после «Мадрида» и не пошел. Рома пошел. Трубой мне должно было попасть.

– Во как. Тебя, значит, – сказал Таксист, и еще двое старшаков закивали.

– Тогда точно это приезжая падла, – сказал кто-то из пацанов с задних рядов.

Мы со Струковыми молчали. Получалось, что это правда Арсен? Треснул Рому по черепу? Сделал, как и обещал? Не, ерунда какая-то. Арсен – малыш, хоть и постарше нас. Ему сил не хватит эту трубу поднять, а уж тем более расколоть череп Роме. Санек повернулся ко мне и сказал, что надо проверить, та ли это труба или нет. Да, я думал о том же самом.

– А менты трубу почему не забрали? – спросил Даня Костяна.

– Я ее спрятал.

– Ну там же отпечатки и все такое.

– Я все сам решу, – сказал Костян. – Где туземец? Кто видел? Говорите.

Пацаны опять зашептались.

– Вчера тут был. Я видел, – сказал кто-то. – За ним зайти просто надо.

– Маркуша, – сказал Костян и нашел меня глазами в толпе пацанов. – Шаг вперед давай.

Я подошел поближе. Ладони у меня вспотели, а сердце, ясный пень, колотилось как мотор у паровоза.

– Ты же дружок у него. Гоняете вместе. Рассказывай давай, – сказал толстый Даня.

– Да что я? Я не знаю, где он. И ничего я с ним не гоняю. Один раз только, да и то давно. И он не друг никакой, – сказал я.

– Да чего там знать?! Дома он сидит, за ним зайти надо просто, и все, – сказали сзади меня.

– Короче, Маркуша, ты идешь за Арсеном. Выводишь его. Тогда цел остаешься.

– Да я-то чего?

– Рот закрой! Я вас тут всех мелких перекрошу, если чучмека этого не