Собрание сочинений. Том 8. 2013–2015 - Юрий Михайлович Поляков

Оставалось нанести прощальный визит Болотиной. Она продержала его полчаса в приемной, хотя, как выяснилось, посетителей у нее не было. Но спецкор терпеливо ждал, рассматривая мраморные пушкинские бакенбарды и соображая, как бы поэт поступил на его месте. Наверное, залез бы к Зое по водосточной трубе и сломил бы девичье недоумение африканской страстью. Наконец заскучавшего гостя позвали.

– Ах, это вы? – молвила директриса, глядя на вошедшего, как царица на нерадивого кучера.

– Вот… проститься…

– Выспались?

– Да, спасибо!

– Говорят, вы вчера под ливень попали.

– Чуть не утонул.

– Рада, что не утонули. Ну и что вы собираетесь написать в вашей газете?

– Ничего. Елизавета Михайловна, давайте сделаем так: вы забудете, что у вас пропали ценные книги, а я забуду, что вы изгнали из библиотеки клуб «Гласность». Это, знаете, совсем не в духе времени.

– Вы меня пугаете?

– Просто напоминаю о сложных отношениях Петра Петровича с центром. – Скорятин, как опытный интриган, поднял на Болотину постный взгляд. – Иначе я бы тут не сидел, хватило бы одного звонка Суровцева моему главному. Ведь так? Стоит ли устраивать шум из-за пустяков накануне партконференции? Ничего, что я так откровенно?

– Странно. Вчера вы были настроены куда решительнее! Что же случилось за ночь?

– Ничего особенного. Я провел маленькое журналистское расследование и кое-что выяснил.

– Говорили с Веховым?

– Говорил.

– Ну и как?

– Сложный человек.

– Мягко сказано. И что выяснили?

– К пропаже книг клуб «Гласность» отношения не имеет.

– Но ведь кто-то их взял?

– Послушайте, вам что дороже – книга или человек?

– Принципы.

– Может, поступитесь хоть раз принципами?

– Попытаюсь. Вы сильно вчера промокли?

– Очень!

– Я так и думала.

В кабинет заглянула секретарша.

– Елизавета Михайловна, водитель из райкома приехал.

– Ну, Геннадий Павлович, счастливого пути! – Она, поморщившись, встала, вышла из-за стола и жестко пожала гостю руку. – Надеюсь, хоть что-нибудь вам у нас в городе понравилось?

– Еще как понравилось!

– Языческую троицу посмотрели?

– О да!

– Чего у нее попросили?

– Разрядки напряженности.

– Тоже дело хорошее… – Владычица благосклонно кивнула. – Не забудьте поставить печать на командировочное удостоверение!

Выйдя от Болотиной, Скорятин забежал во флигель, схватил сумку, и через минуту знакомая «Волга» уже трясла его по булыжной мостовой. За рулем сидел Николай Иванович, хмурый, как председатель похоронной комиссии.

– А где Илья? – спросил Скорятин.

– В область услали.

– У него же мое командировочное удостоверение.

– Ничего не знаю.

Музейная часть города быстро перешла в деревенский пригород. На выезде ждали, пока пастух, страшно матерясь и хлопая длиннющим кнутом, сгонит низкорослых и действительно грязных коров с шоссейного асфальта. Ехали молча. Иногда шофер ругал встречные машины за невымытый кузов или заляпанное лобовое стекло.

– Сами-то по улице в грязной одежде не ходят. А машина – та же одежда, только с колесами. Штрафовать нерях надо. Как у Зелепухина, понравилось?

– Вчера хорошо было. Очень! А сегодня вот снова зашел… – наябедничал спецкор. – Дорого и невкусно. В морс, кажется, сырой воды налили, живот крутит…

– Я же говорил: мироед!

«Мироед», «короед», «дармоед», «муравьед», «муравед», «минарет», «меламед», «мусагет», «мясоед», «Моссовет», «мяса нет»… По привычке он крутил в голове слова и глядел на Волгу. Река мелькала между янтарными корабельными соснами, искрясь ослепительной рябью. Он вдруг вспомнил Зоину опухшую лодыжку и громко, прерывисто вздохнул.

– Ни к черту дорога, – согласился водитель. – Одни выбоины. Вот вы человек московский, лучше в политике разбираетесь, объясните мне, деревенщине: ускорение – это от глупости или от вредительства?

– Ни от того, ни от другого. Это – стратегия.

– Ах так? Почему же в «Правде» то одно пишут, то другое, то так, то эдак, а то и разэдак? Каждую неделю что-нибудь новое придумывают. Вчера у них Ленин все наперед знал, а сегодня он чуть ли не в беспамятстве пять лет пролежал. Мол, мозг высох до грецкого ореха. Не поспеваю я как-то…

– Жизнь ускоряется, ничего не поделаешь. Что тут плохого?

– А то плохо, что человек к новому должен привыкнуть, обжиться, чтобы польза пошла. Я вам как шофер с тридцатипятилетним стажем скажу: если каждую неделю дорожные знаки переставлять да разметку менять, будет авария, крушение! Даже опытный водитель баранку не туда крутанет и под «КамАЗ» влетит…

На вокзальной площади, полупустой, как и в день приезда, гранитный Ленин все так же тянулся рукой к будущему. На голове монумента устроился голубь, издали похожий на жокейскую шапочку Коровьева. Николай Иванович вынул из багажника длинный газетный сверток, сочившийся рыбьим жиром.

– Что это?

– Из райкома просили передать.

– Колобков?

– Поднимай выше! Чем-то вы нашему Рытикову глянулись. От него стерлядка. Долго не держите – пропадет. Горячая…

Бросив вещи и наполнив купе копченым соблазном, Скорятин смотрел в окно на прощальную суету перрона. Он смутно мечтал: вдруг среди провожающих, как в кино, появится Зоя, запыхавшаяся, прихрамывающая, ищущая, раздвинет толпу, ворвется в вагон, обнимет и, улыбаясь плачущими глазами, попросит: «Не уезжай ты, мой голубчик!» И он не уедет. Мятлева, конечно, не появилась, зато нарисовался Вехов. Он шагал по платформе в сопровождении юноши, еле тянувшего большую спортивную сумку. Шли они в хвост поезда, к плацкартным вагонам. Книголюб давал какие-то указания, а парень (похоже, младший брат) кивал, время от времени перекладывая ношу из одной руки в другую.

«А дело-то у них поставлено!» – подумал журналист.

Едва тронулись, в купе вбежал толстячок в мятом плаще, шляпе и с портфелем – словом, классический советский командированный.

– Ого! – воскликнул он, шумно втянув деликатесный запах. – Как знал, прихватил с собой! – И вынул из портфеля бутылку «андроповки».

Гена ощутил в желудке сосущий голод и нажал кнопку селектора:

– Готово?

– Остывает.

– Заносите!

Вошла Ольга и поставила перед шефом чашку чая и тарелку с куриной котлетой, разогретой в микроволновке.

– Выпьете чего-нибудь покрепче?

– Попозже. Мне в Минпечать еще надо заехать.

– Надолго?

– Как получится.

– Ясненько. Геннадий Павлович, а можно спросить?

– Попробуйте.

– Как вы относитесь к брачному договору?

– Я? Хм… Допустим, как к гарантии.

– К какой гарантии?

– Автомобильной. Помогает, пока со всей дури под «КамАЗ» не въедешь.

25. Снарк

В третий раз с Веховым судьба свела Гену, кажется, в начале нулевых. Кошмарик бросил Скорятина на избирательную кампанию губернатора Налимова, по прозвищу Нал. Виктор Митрофанович поднялся в девяностые на перепродаже колхозных угодий, помещений и сельхозтехники, а потом сменил Рытикова, разворовавшего область дотла и осевшего на отдых в Монако. Его пентхаус с окнами на казино «Монте-Карло» входит теперь в перечень достопримечательностей княжества. Экскурсовод сообщает, делая секретное лицо:

– А там,