Рассвет сменяет тьму. Книга вторая: Восставшая из пепла - Николай Ильинский

— Как ты сумел?! — удивился Корчмит, стряхивая с головы Тихона крошки земли, осыпавшиеся со стены окопа.

— Совсем случайно, товарищ лейтенант. Он сам наткнулся на меня… И что мне оставалось делать? Выбора не было…

— Молодец, молодец, Носов! — торжествовал Корчмит. — Это же сапер, и сведений у него не меньше, чем у какого-нибудь генерала Манштейна, — увеличивая в сотни раз значимость поступка Тихона, радовался лейтенант: другая операция по взятию языка в эту ночь отменялась.

Сапера отправили в штаб, где он сообщил, что всем солдатам выдали сухие пайки на несколько дней, по шестьдесят пачек папирос и фляги наполнили шнапсом. Он же с товарищами по команде готовили проходы на минном поле для танков. Кроме того, рассказал пленный, в окопы во множестве привезли небольшие и легкие лестницы, чтобы солдаты могли быстро выскакивать из окопов. Из признания сапера, стало ясно, что по приказу Гитлера наступление немецких войск, по крайней мере, на южном фасе Курской дуги начнется этой ночью, пятого июля, в три часа.

— Клюге… Манштейн… Модель… «тигр», «пантера»… Их зольдатен… — дрожа за свою жизнь, пленный часто и сбивчиво повторял и повторял имена, которые для штабных работников давно не были тайной. Однако самым важным моментом было то, что еще раз из этого источника подтвердились сведения о крупном наступлении немецких войск именно этой летней ночью.

— В штабе пообещали представить нас к наградам, — сказав это, лейтенант Корчмит задумался. — Для меня лично, — посмотрел он на разведчиков, — самой большой наградой было бы хутчэй убачыць маю родную Беларусь, якая пакуль мне толькі ў сне бачыцца, а дзеля яе вызвалення трэба гнаць фашыстаў без аглядкі да самай дзяржаўнай мяжы, — мешая русские и белорусские слова, горячо говорил он, и лицо его преображалось, в глазах вспыхивали огоньки решимости и отваги.

— Выходит, ваш путь, товарищ лейтенант, от Белоруссии до Волги и обратно? — осведомился Тихон, стараясь поддержать тон своего командира.

— Да нет, я на фронт пошел с Урала, — объяснил Корчмит, — а на Урал попал по призыву комсомола… Если немцы зашевелятся в три часа, — вдруг прервал лейтенант свою автобиографию, — то до этого момента осталось совсем немного времени — минут сорок пять…

— Спать не придется, товарищ лейтенант, — зевнул Тихон и прислонился спиной к стене блиндажа, намереваясь хоть на полчаса прикорнуть.

Он смежил веки и, казалось, заснул. Во сне Тихон услышал невероятный грохот артиллерийской канонады, которая буквально сотрясала небо и землю. Предупреждая начало немецкого наступления, намеченного гитлеровским командованием на два часа тридцать минут, ровно за десять минут до этого по решению Жукова и Рокоссовского загремела мощная артиллерийская контратака. Земля гудела далеко от северного и южного фасов Курской дуги. Орудийные залпы, словно огненные смерчи, обрушивались на позиции фашистов. Так продолжалось тридцать минут, а затем наступила необычная пауза, будто после внезапного грома. Разведчики вышли из укрытия в ожидании дальнейшего развития событий. Раннюю утреннюю тишину в половине пятого взорвала артиллерийская пальба уже со стороны немецких позиций. В небе появились стаи немецких бомбардировщиков, сбрасывая сотни бомб на вторую полосу обороны советских войск, где находилось и разведподразделение лейтенанта Корчмита.

— В укрытие! — скомандовал лейтенант.

Разведчики бросились в блиндажи, некоторые спрыгнули в окопы. И лишь Тихон, держа в руках подробную топографическую карту, которую он попросил у лейтенанта, остался на бережке узкого и мелкого ручья, по-прежнему тихо журчащего и весело игравшего солнечными бликами. Именно на этой карте он, наконец, увидел, что ручеек и является истоком Тихоструйки. Увлеченный этим открытием, Тихон забыл о пикирующих «юнкерсах», о взрывах бомб, что так не вязалось с безмятежным, мирным, успокоительным журчанием воды. Это завораживающе действовало на сержанта.

— Носов, в укрытие! — услышал Тихон голос лейтенанта и, свернув карту вчетверо, уже собрался было бежать к блиндажу, но остановился, пораженный необычным нарастающим, ноющим гулом. ««Чемоданы» сбрасывают», — подумал он, не раз слышавший рассказы очевидцев, попадавших под немецкую бомбежку. С самолетов сбрасывались ящики, заполненные снарядами. Взрыв такого «чемодана» уничтожал все живое на большом расстоянии. Тихон поднял голову, с любопытством посмотрел вверх.

— Ложись! — опять отчаянно закричал лейтенант Корчмит и, не вытерпев, выскочил из укрытия, подбежал к Тихону, с силой дернул его за рукав. Они уже оба падали, когда почти рядом с грохотом упал большой ящик и взорвался… Лейтенант и сержант не успели упасть на землю, как сотни крупных и мелких осколков поразили их тела. Смерть наступила мгновенно. Тихон упал головой в замутненную воду теперь уже не безымянного для него ручья. И его горячая кровь окрасила мелкую зыбь той речки, на которой прошло его детство и отрочество. И она, его кровь, скорбным посланием устремилась в его родные края.

VIII

Виктор внимательно всматривался в прицел пушки. Впереди замерло в грозном молчании минное поле, разделяющее окопы советских войск от немецких. «Они тоже высматривают нас, не я же один такой умный», — с усмешкой подумал Званцов, не высовывая наружу головы. И не напрасно; на той стороне не дремали снайперы. Поэтому укрепляли укрытия для батареи, траншеи, ходы между ними, наблюдательные и разведывательные пункты возводили в ночное время.

Батарея лейтенанта Герасимова теперь являлась боевой единицей 38-й армии и располагалась на главной линии обороны южного фаса Курской дуги. Севернее в бинокль был виден населенный пункт Коренево, южнее, в районе Белгорода, сосредоточивались основные силы Воронежского фронта. Личный состав орудийного расчета сержанта Осташенкова, за исключением погибшего Коржикова, оставался тот же. Только обязанности наводчика были переданы Званцову; молодой, смышленый, крепкие нервы, глаз зоркий. Командир орудия любил его как сына. Да и лейтенант Герасимов давно присматривался к нему. А сегодня утром вел с ним загадочную беседу, хотя никакой загадки в этой ситуации не существовало. Осмотрев, как замаскирована пушка, лейтенант сказал;

— Званцов, в случае чего… Ну, сам понимаешь… Война — все может быть… Я с командиром полка обсуждал… Тогда принимай команду на себя…

— О чем вы, товарищ лейтенант, — смутился Виктор, поправляя каску на голове. — Я, что ли, лучший из всех?… Да и кто знает, кому, что и когда судьба припасла…

— Сильная огненная метель будет, Виктор, вот о чем я говорю, — мягко, по-дружески сказал командир, выглядывая из-за бруствера: над полем мирно пролетали вороны, кричали галки.

— А-а, — кивнул головой Званцов и в тон лейтенанту тоже по-приятельски ответил: — Так она, эта метель, на всех обрушится одинаково, Андрей Алексеевич… И неизвестно, кто…

— Да это ясно, — прервал Виктора лейтенант и попытался объяснить; — Ты