Цена тишины - Ольга Устинова

После моего открытия правды происходящего мне все все равно. Мои молитвы мне не помогли. Смерть-достойный выход. По крайней мере я не буду никому причинять вреда. А наказание мне придумает Бог. У него за этим не постоит.

Только бы на том свете не попасть к масонам, что они мне уже пообещали.

* * *

Бог, наверное, сознательно вел меня к смерти. И ждал только когда я все осознаю. И болезнь моя не случайна. Это – оправданный уход. Не потерять бы только человеческого облика от сопутствующей смерти боли. Но без нее никто не будет бояться умереть. Откроется граница для массового исхода.

Считается, что страдание очищает. Но мне этого не принять. Слаба.

Может быть, Бог дает мне дополнительное время не только осознать, но и искупить свою бессознательную вину? Но как? Кто даст ответ.

Большая беда обезболивает малые. Они теряют всякую власть над нами. Как не было. Похоже я нашла свою точку опоры в деле не зависеть эмоционально от встречных обстоятельств. Ничто больше не имеет над тобой власти перед близостью смерти.

* * *

Я валяю дурака. Ничего не делаю. И это ничегонеделание приносит мне удовольствие.

Я познакомилась в церкви с отче Нилом. И теперь занята отче Нилом целиком. Отче Нил меня заполняет. На смену мрачным идеям моих последних рукописей пришел светлый старичок священник, принимающий исповеди. И поселился во мне спокойно, без напряга. Как будто так и надо.

Шла Пасха. Конец второй недели.

После короткой моей исповеди, где я облегчила боль от своих невидимых царапин и шрамов, он сразу отпустил меня и сказал: «После службы в церкви я хочу пригласить вас со мной покушать в верхнем зале».

Я там ни разу не была. И не решалась идти. Батарейки в моем слуховом аппарате сели, и я оказалась вне возможности коммуникации. Потом вдруг решила: а, ладно. Дай попробую.

Нерешительно поднялась по лестнице на второй этаж. И оказалась в большом, светлом зале – ряд накрытых скатертями пустых столов и, отдельно, у стены, уставленные пищей. Небольшая очередь возле них. И немного народа уже кушающих небольшими компаниями.

Я много лет не ела пасху и решила попробовать с стаканом кофе. Села, от всех отдельно, за пустой стол. Нила еще не было. Вдруг ко мне подошла маленькая девчушка, отделившись от компании, и сказала ангельским голоском: «Не хотите ли вы к нам присоединиться?» Я застеснялась, что мой аппарат не даст мне возможность достойно дополнить компанию, и я сказала: «Со мной все в порядке здесь» Конечно это было свинство. Но я не знала как поведет себя Нил и сама растерялась. Прикончила пасху с изюмом (восхитительно!), допила кофе и тут увидела, что Нил набирает себе на тарелочку что покушать.

Я вдруг ощутила приступ робости перед святым старичком – что я могу ему дать? поднялась и ушла.

Я забыла об этом на неделю, варясь потихоньку в своих сумасбродных идеях. Но как только я вошла в фойе церкви через неделю – последний день пасхи – со скамейки поднялся Нил и поймал меня почти у входа в молельный зал.

«А вы меня обидели», проворковал он. «Я пришел, а вы уже уходили в прошлое воскресенье. Сегодня обязательно пойдем покушаем после службы».

Удивленная и тронутая его симпатией, я обещала придти. На этот раз кофепитие и еда были в подвале. Я пришла когда Нил набирал себе вкусненького разговеться после поста. В кармане у меня оставался доллар после покупки свечей. Я положила его в корзинку и налила кофе с рогаликами, хотя на них у меня не доставало доллара.

Нил расположился за круглым столом и указал мне на место напротив. Я знала, что на этом расстоянии его не услышу и примостилась с ним рядом. Я сказала: «Хочу вас слышать». А он мне: «Я не буду много говорить, поскольку я все еще сонный». И не сказал ни слова за все время пока расправлялся с копченой колбаской с томатами.

Пришли молодые девочки, обняли Нила как члена семейства-дедушку и ворковали что-то ему в уши. Он принял это с радостью, с удовольствием, а я заревновала. Поднялась, сказала: «До следующего воскресенья» и, разочарованная моим святым, ушла. Но Нил не выходил у меня из головы всю следующую неделю. У меня к нему было много вопросов.

Я сказала ему на исповеди: «Я хочу знать о ТОЙ стороне». И он засмеялся и сказал: «Ну, мы все об этом мало знаем». Но я решила добраться до этого «мало». И вот, Нил ускользнул. А я получила новую обсессию. Я стала одержима отче Нилом, как я давно не была никем одержима, кроме дочери. И это завлекло меня на другой уровень вибрации, где мне стало спокойно и уютно. Нил поделился со мной энергией.

А в ушах пел церковный хор, записавшись на мой внутренний магнитофон, и это были звуки небес.

Так я провалялась на диване два дня, пока потихоньку мои привычные перелопачивания самого себя не начали прибирать меня к рукам, и я ощутила привычные страдания. Простые вещи действуют, как сговорившись, на нервы. Этот заговор вещей против меня, почти неживой – циничное приглашение перестать сопротивляться и поторопить переход в мир иной. Вещи и события на меня ополчились. Череда неудач притягивает к себе новые магнитом схожести. Я для них – легкая добыча. Мои нервы на пределе. У меня «все валится из рук», бьется, горит на дне забытой кастрюльки, переливается через край засоренного туалета, а швабра куда-то таинственно исчезла. Я обессилена, когда нельзя сдаться. Ведь это – уроза потопа или пожара. И я одна, кто «воюет в поле», выкачивая слабыми руками помпой воду из горшка.

* * *

Я смотрела на возлюбленную дочь мою. Я показала ей письмо неприятного содержания. Оно поселило во мне страх. Она не стала его читать. Она отстранилась. Она сказала: «Я все знаю. Не сейчас», и уткнулась в компьютер. Для меня не нашлось пространства. Я подумала: «От этой женщины пахнет смертью. Она поможет мне туда сойти надежнее и быстрее, чем моя болезнь». На меня потянуло могилой.

«Эта женщина» задалась целью меня убить, не зная, что я уже приговорена. Она разговаривает только откликаясь безжизненно на мои беспомощные вопросы. Ее нет для меня. Она здесь не со мной. Она знает, что делает мне больно,