Студеный флот - Николай Андреевич Черкашин

Тот «индейский» костер войны, который он зажег на носовом срезе полетной палубы, перекинулся вдруг на корму и пожирал теперь корабль, точно фараонова змея – собственный хвост…

…Пожар на «Колумбе» удалось потушить к исходу вторых суток. Комптону положили на стол список потерь: семь человек погибших, двадцать три тяжело обожженных, девятнадцать легкораненых… Прервав «противолодочную неделю», ударный авианосец направился в Неаполь, где его поджидал док.

19.

Об этом никто не знал – ни командующий флотом, ни американская радиоразведка, ни командир плавбазы, ни Абатуров. Об этом знали только Симбирцев, я да еще плавбазовский мичман. А знали мы то, что на сеансах связи подводная лодка номер «четыреста десять, выставив из воды антенну, ловит вместе с циркулярными приказами и тайную весть: буквы «добро» или «наш» – «да» или «нет». А может быть, это я сам превращался в одинокую антенну, маячившую посреди океанской пустыни в тщетной надежде ощутить в своих волноводах ток заветного сигнала. На всех подвсплытиях я торчал в радиорубке, первым заглядывал в бланки принятых распоряжений – не вкралась ли где-нибудь «случайная» буковка? Но ее все не было и не было… Оставалось утешиться законом логики – из неопределенности может вытекать все, что угодно: пятьдесят на пятьдесят. Не так уж мало.

Пришло «радио», сообщившее, что мы вне зоны поиска. Ушли. Оторвались. Честь флага спасена. Надо радоваться, но нет сил. Скорее бы всплытие. Ритуал всплытия, как всегда, начинается с команды:

– Товсь на быстрой!

Трюмный старшина охотно застывает у клапана цистерны быстрого погружения. Почует акустик опасность наверху – таранный киль надвигающегося судна, рокот вертолета-разведчика, да мало ли еще что, – и старшина сработает в мгновение ока: примет балласт, и лодка камнем уйдет в спасительную глубину.

– Акустик, прослушать горизонт!

Акустик давно уже прослушал и докладывает радостно:

– Горизонт чист!

Командир веселеет:

– Боцман, всплывай на перископную глубину! – И опрометью в боевую рубку – поскорее обозреть в перископ коварный морской горизонт. Все чисто, и субмарина, оглашая морские недра ревом воздуха в цистернах, осторожно высовывает из-под воды сначала рубку, потом нос, затем острохвостую спину… В отсеках заурчали клинкеты, – скорей, скорей открывать вентиляцию, впустить живительный воздух!

На центральный пост несет из камбуза жареной картошкой, затхлой вонью соляра из дизельного отсека, резиной из аккумуляторных ям.

Отдраили люк. Хрустнули в ушах перепонки. Легкие воссоединились с земной атмосферой!

Первый вдох. Чистоту воздуха ощущаешь не по запаху, не по свежести, а по тому, как светлеет голова, яснеет мысль при первых же вдохах морского озона.

Круглый зев рубочного люка забит звездами. Астролюк космического корабля, наверное, выглядит так же. Луна вплавлена в облако. Волны в белых капюшонах. Покачивает. Лунная дорожка то удлиняется, упираясь в борт, то укорачивается, превращаясь в огромное пятно золотистой ряби.

Мы набились в ограждение мостика плотно, как цветы в узкую вазу. Чуть ниже, на рулевой площадке, толпятся матросы с бирками на шее. Бирки с номерами отсеков придуманы для справедливости: чтобы каждый подводник отдышал свои пять минут, пока какой-нибудь шальной «Викинг» не спугнет субмарину.

Звездная улитка Вселенной раскручивала над нашими головами свои искристые спирали. На южном склоне ночного купола плыли бортовые огни самолетов. Погружаться мы не стали: то были американские транспортные самолеты, они шли в сторону Ливана. Там полыхала война настоящая…

Часть третья

Раскинулось море глубоко…

Плавание на корабле

похоже на пребывание в тюрьме

с риском утонуть.

Английский писатель Сэмюэль Джонсон

Ну вот и опять вестник судьбы! Распахивается дверь кают-компании, и через комингс переступает бритоголовый мичман-крепыш в тропических шортах и золотопогонной куртке-полурукавке. Лицо у мичмана в волдырях от солнечных ожогов, в руке красная папка, в папке – бланк радиограммы.

– Прошуршения! – деловито шуршит посланец судьбы. – Товарищ командир, принято радио, сто сорок групп.

– Ого! Наверное, новый район нарежут.

– Циркулярное радио.

– Иди шамань.

– Есть.

Мичман Шаман запирается в каютке Башилова, где размещен шифрпост, отпирает железную шкатулку с кодовыми книгами. Пошел листать… И пока он переводит цифровые группы в слоги и слова, в кают-компании гадают о смысле странного радио. Может, конец боевой службы для всех? Может, бригаду выводят из Средиземного? Может, домой?

– Товарищ командир, – загадочно улыбается Шаман. – Поздравляю вас.

– С чем это? – насторожился Абатуров.

– Вам присвоено звание капитана 2-го ранга!

– Ну чего сияешь, как дембельская бляха? Все равно не поднесу.

– За вас радостно!

– Ладно. Спасибо! Проваливай.

Абатуров, как и большинство подводников, был суеверен. За каждое благо жди расплаты… Внеочередное звание – большая удача. Но за нее, видимо, придется чем-то заплатить. Чем?

Глава первая. Пожар в подводном положении

1.

Центральный пост – это третий отсек, между двумя жилыми аккумуляторными: вторым и четвертым. Центральный пост – это командирское креслице, это разножка боцмана на рулях глубины, это конторка инженера-механика, это штурманская рубка и рубка метриста, станция всплытия-погружения, наконец, автомат торпедной стрельбы и подводный гальюн.

Центральный пост – это единственный на подводной лодке отсек с тремя люками: две круглые межпереборочные двери соединяют его со смежными отсеками, и третий – нижний рубочный люк, – открывает дорогу вверх, в боевую (прочную) рубку, где перископная площадка; а еще выше – выход из подводной лодки, стальная шахта-труба, перекрытая (под водой) верхним рубочным люком, точнее, массивной литой крышкой с шестернями кремальерного запора и мощной пружиной, которая помогает приподнять стальной кругляк весом в треть тонны.

Центральный отсек – это мозг подводного монстра, где принимаются все жизненно важные решения, а потом передаются на периферию отсеков. Но, как и всякий мозг, он имеет и свою подкорку, которая живет своей неведомой высшим сферам коры глубинной жизнью.

«Подкорка» субмарины – это трюм центрального поста. Там, под рифленым стальным настилом, под каблуками офицерских ботинок, живут в теснине железного «подпола», забитого агрегатами и механизмами, трюмные. Серые молчаливые духи подводной лодки. Там свой подпольный мирок, скрытый от чужого глаза. Там обитают денно и нощно, почти безвылазно трое матросов и старшина команды трюмных мичман Ых. Они и вахтят там, и спят, втиснув свои промасленные тюфяки в извивы толстенных водоотливных труб, меж баков гидроаккумуляторов, контакторных коробок, вентилей, маховиков… Большую часть пространства в трюме, где и без того не выпрямишься, пожирает ГОН – главный осушительный насос, разбросавший свои извилистые красномедные трубы, словно огромный спрут – щупальца. Если в какой-либо отсек хлынет вода, спрут-осушитель начнет перекачивать ее за борт.

В этом подбрюшье стальной рыбины всегда холодно и сыро, поэтому обитателям его обеспечен неизбежный ревматизм. К тому же трюмачи дышат испарениями