Калейдоскоп, или Наперегонки с самим собой - Лев Юрьевич Альтмарк

рабской покорности! Бороться с этим – всё равно, что идти в психическую атаку с перочинным ножиком на бульдозер. Потому люди и бежали, не собираясь возвращаться в свой разрушающийся дедовский дом даже на короткое время. Тосковали и переживали, но не возвращались.

Ещё со студенческих времён Яшка каждую осень уезжал на месяц, а то и до первого снега на эти пресловутые и ненавистные сельхозработы. Конечно же, это происходило не по своей воле, потому что повсюду, где бы он ни учился или работал, спускались с заоблачных райкомовских высот разнарядки, по которым молодёжь и все более или менее дееспособные работники обязаны были вырывать из своей жизни как минимум месяц, чтобы погрузиться по уши в неустроенность и грязь, сырость и бесполезную трату драгоценного времени. Часто пользы от их поездок не было никакой, но важно было отчитаться перед теми же верховными божками в отработанных человеко-днях и якобы убранных общими усилиями гектарах сельхозугодий. Не в тоннах заготовленной на зиму сельхозпродукции – а в гектарах!..

Тем не менее именно там у Яшки почему-то писались самые задушевные и пронзительные, как ему казалось, стихи. В кармане телогрейки он всегда носил блокнот или тетрадку, а однообразная и нелёгкая ежедневная работа, как ни странно, подстёгивала к сочинительству. Его голова была занята стихами весь день с самого пробуждения до отхода ко сну, а иначе… иначе от всего этого можно было, наверное, просто сойти с ума. Не известно, как с этим боролись остальные его коллеги, потому что никто ни с кем не делился своими соображениями, но у Яшки был только этот способ. Даже книги, которые он каждый раз привозил с собой в рюкзаке, чаще всего не спасали его от здешней тоски и безысходности – только стихи.

Но в этом году всё пошло немного не так. В последних числах августа начальник отдела Сергей Петрович неожиданно сообщил Яшке, что его приглашают в заводской партком. Притом бежать туда нужно срочно, так как на завод приехал какой-то высокопоставленный чиновник из райкома партии, который хочет побеседовать именно с ним. Как правило, если просто отправляли в колхоз, то давали расписаться в приказе и – вперёд, а тут было что-то новое и непонятное.

– Именно со мной хотят побеседовать? – усомнился Яшка. – Из райкома партии? Откуда они меня знают? Что им от меня понадобилось?

– О том мне неведомо, – пожал плечами начальник отдела. – Но раз зовут, то идти надо. Потом расскажешь, что им от тебя было нужно.

По дороге в партком Яшка подумал, что не мешало бы сперва посоветоваться с Женей или Мартьянычем, но все они как назло куда-то запропастились. Ничего, обсудим потом в курилке, вздохнул Яшка и постучал в дверь приёмной парткома.

Секретарша, немолодая дама довольно приятной наружности, сидящая за пишущей машинкой в предбаннике, стрельнула по нему безразличным взглядом и кивнула, чтобы проходил в святая святых завода – кабинет секретаря.

Самого секретаря парткома с немного смешной фамилией Конюх, очень похожего на французского певца Шарля Азнавура с одной из обложек Яшкиных пластинок, он уже пару раз видел. Немолодой и сухощавый, он был по-спортивному хорошо сложен и даже несколько аристократичен в движениях, если бы не такая неудачная, на Яшкин вкус, фамилия. Но, судя по всему, она его нисколько не смущала. Все вокруг почему-то его смертельно боялись, и даже больше, чем директора Шерхана, хотя голоса Конюх никогда ни на кого не повышал. Зато, если уж начинал говорить, – и Яшка был тому свидетель, – то даже самый горластый из цеховых работяг невольно робел и замолкал.

Сегодня рядом с Конюхом за большим дубовым столом, заваленном бумагами, вольготно расположился довольно представительный мужчина в дорогом сером костюме с блёсткой, белой рубашке и галстуке. При взгляде на его лицо почему-то сразу возникало ощущение, что именно такие лица чеканят в профиль на монетах. Он вполне мог быть при ином раскладе каким-нибудь императором или падишахом, не ниже.

Ага, сразу сообразил Яшка, это и есть именно тот райкомовский человек, о котором говорил Сергей Петрович. Уж, не дядюшка ли нашего комсорга Жени?

– Яков Рабинович? – спросил глуховатым голосом Конюх, не отрываясь от какой-то бумаги, лежащей перед ним. – Конструктор второй категории из отдела… э-э… впрочем, это не важно.

– Да, это я. Вы меня вызывали? – что-то сказать было нужно – вот Яшка и сказал, а спустя мгновение на всякий случай прибавил: – Здравствуйте!

На его приветствие никто из присутствующих не отреагировал.

– Как вам работается у нас на заводе? Справляетесь с заданиями? – Конюх поднял глаза от бумаг и посмотрел на Яшку хрустальным азнавуровским взглядом. – Как у вас отношения с коллективом, ладите? Всё вас устраивает?

Вопрос был Яшке уже знаком – так с ним в своё время начинал знакомство куратор из КГБ. Следом за таким вопросом наверняка последует что-то не очень приятное.

– Да подожди ты, Николай, – неожиданно ожил райкомовский падишах, – всё у человека нормально, разве по нему не видно? Да и племянник мне его рекомендовал. Говорит, свой человек, проверенный, на прежнем предприятии в комсомоле работал. То есть на него вполне можно положиться. Не подведёт.

– А по какой причине вы перешли на наш завод? – не обращая на него внимания, продолжал Конюх. – Вас что-то не устраивало на прежней комсомольской работе? Или с кем-то поконфликтовали?

Ответа на этот вопрос у Яшки не было, тем более, такого, который устроил бы этих людей. Если уж они интересовались им, то наверняка выяснили о скандале с райкомом комсомола. Для чего тогда сейчас спрашивают?

Хорошо, что дядюшка Жени не дал ему ответить и заговорил сам:

– Говорю же тебе, Николай, угомонись! Дай поговорить с человеком.

Конюх пожал плечами и откинулся на спинку кресла, но и оттуда продолжал, не отводя взгляда, наблюдать за оробевшим Яшкой.

– Сразу открою вам все карты, молодой человек, – начал Женин дядюшка, то есть второй секретарь райкома, – чтобы между нами не осталось никаких недоговорённостей. Честно и по-партийному… Особого доверия у нас к вам нет, но не потому что вы… э-э, еврей, так сказать, по национальности. Кстати, к евреям я отношусь очень хорошо, и мы раньше даже жили на одной площадке с очень приличной еврейской профессорской семьёй. Ничего плохого о них сказать не могу… Впрочем, это к делу не относится. Перед тем как приехать сюда, я проверил, как вы себя показали на комсомольской работе. Честно скажу, что ответственные товарищи из райкома комсомола характеризовали вас не с очень положительной стороны. Тем не менее я отметил, что при всём этом вы