Однажды в лесу - Бибхутибхушон Бондопаддхай

В это время пришел учитель Мотукнатх. Сегодня в его школе учили «Мугдхабодху» и грамматику Гуруна́тха Биддени́дхи около пятнадцати учеников, и положение его дел сильно изменилось. Во время прошлого сбора урожая он получил столько пшеницы и кукурузы от семей, которым он проводил пуджи, что ему пришлось даже построить во дворе школы небольшой амбар.

Мокутнатх был ярким примером того, что процветает тот, кто трудится, не зная устали. Процветание! И тут без него никуда.

Своими глазами видел, что именно из-за того, что дела Мотукнатха пошли в гору, ему теперь всюду — почет и уважение. Все те сипаи и служащие моей конторы, которые раньше не удостаивали его своим вниманием, считая сумасшедшим, с тех пор как у него появился амбар, уважают его. Вместе с тем выросло и число его учеников. А от Джуголпрошада и Гонори Тевари все носы воротят. Раджу Панде тоже заслужил уважение у новых поселенцев. Его часто можно увидеть спешащим с лекарской сумкой в руке от одного дома к другому, чтобы проверить пульс ребенка. Но ценность денег Раджу Панде не особенно понимал, куда большую радость ему доставляли проявление уважения и разговоры с больными.

4

За пару месяцев все земли, начиная с подножия гор Мохаликхарупа и заканчивая северными границами Лобтулии и Нарха-Бойхар, были заселены. Эти участки и раньше сдавались в аренду, но поселений практически не было. В этом же году то и дело приходили новые группы людей, и деревни вырастали чуть ли не за ночь.

Столько самых разных семей. Я видел, как переезжали некоторые из них. Одна семья нагрузила тощую невысокую лошадь постельными принадлежностями, домашней утварью, различного рода латунными подносами и котелками, дровами, изваяниями домашних божеств и глиняной печью. Другая семья усадила на буйволов детей и навьючила животных многочисленными горшками, сломанными лампами и даже плетеными чарпаи. Были и такие, кто шел издалека пешком, неся на спине и плечах детей и пожитки.

Это было пестрое общество: сюда приходили все, начиная от добродетельных, гордых митхильских брахманов и заканчивая людьми из каст гангота и дошад. Я как-то спросил Джуголпрошада:

— Неужели всё это время они не имели своих домов? Откуда идут все эти люди?

— Люди здесь такие. Услышали, что тут земля дешевая, вот и идут одни за другими. Если поймут, что здесь им хорошо, останутся, а нет, соберутся и уйдут в другое место, — он был явно недоволен этим.

— И никто из них не скучает по родительскому дому?

— Нисколько, господин. Они зарабатывают на жизнь, возделывая землю то тут то там. И живут так же: пока урожай хороший, а налоги низкие, они остаются в этом месте.

— А потом?

— А потом ищут новый участок на другом насыпном острове или в лесу и перебираются туда. Таков их жизненный уклад.

5

В тот день я отправился на измерительные работы к баньяну Грэнт сахиба. Землемер Ашрофи был занят обмером земли, а я наблюдал за ним, сидя на лошади, как в это время заметил Кунту, идущую по дороге в деревню.

Давно уже ее не видел.

— Ашрофи, где сейчас живет Кунта? Давно ее тут не видно.

— Вы не слышали, господин? Она давно тут не живет.

— Что такое?

— Рашбихари Сингх забрал ее к себе. Сказал, мол, ты вдова нашего земляка. Живи у меня.

— Да уж.

— Она прожила там недолго, Рашбихари Сингх говорил ей всякие гадости, и наверняка над ней даже издевались. Видели, в каком она состоянии? До сих пор отойти не может. Вот уже пару месяцев, как сбежала и вернулась обратно. Слышал, Рашбихари Сингх запугивал ее с ножом, а она ему сказала: «Убивай, забери мою жизнь. Но мою честь тебе не забрать».

— Где она сейчас живет?

— Ее приютила семья гангота из Джоллутолы. Около их коровника есть хижина — в ней и живет.

— И как она, справляется? А ее дети?

— Просит милостыню, собирает остатки урожая с полей. Срезает бобовые и пшеницу. Кунта — хорошая девушка, господин. Пусть она и дочь куртизанки, но воспитание у нее — совсем как у девушки из приличного дома. Она никогда не опустится до бесчестного поступка.

Землемерные работы завершились. Теперь здесь будет жить один человек из округа Балия, уже завтра он начнет строить свою хижину. Славе и красоте баньяна Грэнт сахиба тоже был положен конец.

Красное солнце повисло над макушками высоких деревьев по склонам Мохаликхарупа. По небу пролетела в сторону озера Сарасвати стая красноносок. Вот-вот опустятся сумерки.

Мне в голову пришла одна мысль.

Я понимал, что скоро в Лобтулии и Нарха-Бойхар не останется и кусочка свободной земли. Приходят всё новые и новые люди и арендуют участки. Но неужели все те несчастные и обездоленные, долгие годы жившие на этой земле, лишатся ее, только потому что не в состоянии платить налог? Я должен хотя бы в этом помочь этим людям, которых уже успел полюбить.

— Ашрофи, сможешь привести Кунту ко мне завтра утром? Мне нужно с ней поговорить, — обратился я к мужчине.

— Конечно, господин, как скажете.

На следующий день в девять утра Кунта стояла на пороге моего кабинета.

— Как поживаешь, Кунта?

— Всё хорошо, господин, — ответила она, сложив руки в знак приветствия.

— Как твои дети?

— Вашей милостью, господин. Тоже в порядке.

— Сколько уже твоему старшему?

— Восемь лет, господин.

— Он умеет пасти буйволов?

— Кто же доверит это такому маленькому мальчику?

Кунта по-прежнему была красива — несмотря на то что тяготы жизни отложили на ее лице свой отпечаток, оно светилось несгибаемой волей и чистотой.

Это была всё та же Кунта, дочь куртизанки из Каши, сведенная с ума любовью. Свет в лампаде любви этой несчастной женщины до сих пор горел гордо и ярко, возможно, именно поэтому на ее долю выпало столько бед, несчастий, горя и унижений. Она свято хранила честь своей любви.

— Кунта, возьмешь участок земли?

Я не мог понять, услышала ли меня Кунта. Она удивленно переспросила:

— Земли, господин?

— Да, земли. Из нового участка.

Некоторое время Кунта стояла в раздумье, а после ответила:

— Раньше у нас было столько земель. Когда я только приехала сюда. А после, одно за другим, мы всё потеряли. На что мне теперь брать землю, господин?

— Отчего же? Ты не сможешь заплатить аванс?

— Где мне взять деньги? Ночами я брожу по полям, собирая остатки урожая, чтобы днем не нарваться на оскорбление. Я едва набираю полкорзинки бобовых, делаю из них муку и кормлю детей, а сама не ем целыми днями.

Она умолкла