Сочувствую, что вы так чувствуете - Ребекка Уэйт

будто она проснулась в картине Сальвадора Дали: в ее мире все тает, плавится или искажено. Безопасности не осталось, все, что прежде было знакомым, чему она доверяла, изменилось или исчезло. Первые несколько месяцев реабилитации она повсюду видит знаки: у нее над головой пролетает ворона – и на миг Ханна уверена, что это ей знак, что сейчас налетит стая ворон, а потом она вспоминает, что ее мозг поломался, и осторожно, но решительно отказывается от этой идеи. Отныне такой будет ее жизнь – Ханне придется вечно наблюдать за собой, подвергать сомнениям каждую мысль, напоминать себе, что деревья не посылают ей сигналов, а птицы не собираются в стаи только ради нее. Никто ее не преследует и не слушает ее мысли.

Даже сейчас, спустя более трех лет с тех пор, как ее сочли достаточно окрепшей, чтобы вернуться в университет, Ханна считает собственное состояние плачевным. Это все равно что жить с содранной кожей. Правда, объяснить это она не может никому, даже Кеми, которая Ханну насквозь видит. К тому же Ханна уже и так для всех обуза, ее нытья на всю жизнь хватит.

И тем не менее рассказывать обо всем Дэну удивительно легко. Он смотрит на Ханну с бесконечным сочувствием и вопросы задает, не пытаясь судить. Так Ханна допускает одну из первых своих ошибок – позволяет себе успокоиться, увидев его отношение. Лишь намного позже она поймет, что ей следовало бы проявить осторожность. Обрадовавшись, что Дэна ее психоз не пугает, она не заметит кое-чего более существенного: Дэна именно это в ней и притягивает.

Он действительно сочувствует, тут Ханна не ошиблась, и Дэн и впрямь человек неплохой, вот только Ханна видит в нем лишь это, а того, как он смакует ее переживания, не замечает. Как и его восхищения ее болезнью. Это словно насмешка судьбы: Ханну всю жизнь упрекали в том, что она ищет драматизма, а теперь она совершенно не разглядела этой черты в другом человеке.

Ведь нас не учат, чего опасаться, выстраивая отношения, верно? Ну да, что-то существенное, вроде неприкрытой жестокости или насилия, – об этом нас предупреждают, а вот как быть с ловушками помельче? Например, с вероятностью выбрать кого-то, кто знает не тебя, а тот образ тебя, который сам же и выдумал. Позже Ханна научится делить окружающих на две группы в зависимости от того, как они понимают других людей. Первая группа – те, у кого нет готовых установок, кто следует твоим собственным подсказкам и не спеша, спокойно выясняет, кто ты такой. А вот во вторую группу входят не желающие ждать торопыги, у них в голове твой образ складывается из обрывков. У этого образа есть, безусловно, и некоторые твои черты, но они причудливо объединены с потребностями и предрассудками выдумщика.

В защиту Дэна стоит сказать, что он еще молод. У него есть определенные ожидания от других, и когда они не соответствуют действительности, Дэн додумывает то, чего нет. Не исключено, что позже он, как и сама Ханна, научится ждать и прислушиваться.

Узнав, что у Ханны есть сестра-близнец, Дэн проявляет неприкрытый интерес.

– Надо же! – восклицает он, когда об этом заходит разговор. – И вы совершенно одинаковые?

– Нет, – отвечает Ханна.

– Но хотя бы характеры у вас похожие?

– Ни капельки.

– А какая она?

– Она… – Кажется, Ханна еще ни разу не пыталась описать характер Элис. Это ничуть не легче, чем описывать свой собственный. – Она очень милая. Наверное, большинство так бы и сказало. Она очень милая.

– Это как-то очень размыто.

– По-моему, она даже чересчур милая, – добавляет Ханна, подыскивая более емкое описание, – Элис из тех, с кем противопоказано смотреть спортивные соревнования, потому что она вечно будет болеть за тех, кто проигрывает.

Дэн смеется.

– Вот теперь я, похоже, понял. Вроде как.

Когда-то у Дэна тоже была сестра – об этом он рассказывает Ханне. Она погибла в автомобильной аварии еще до его рождения. За рулем сидела его мать, и, по словам Дэна, отец так до конца ее и не простил. Чтобы возместить утрату, они сразу же завели нового ребенка, Дэна, но ощущение потери не исчезло, и когда Дэн пошел в школу, родители развелись. Об этом Дэн узнал от тетки, сестры матери и любительницы заложить за воротник.

Дэн говорит, что хотя живых братьев и сестер у него нет, он никогда не считал себя единственным ребенком, вся его жизнь складывалась в тени умершей сестры.

– Какая жуткая история, – сочувствует Ханна, – бедные твои родители.

– Да.

Она видит, что он до сих пор переживает, даже сейчас, хотя в его манере рассказывать, в том, как старательно он смакует подробности, Ханна улавливает и еще что-то. Впоследствии, познакомившись с матерью Дэна, Ханна очень удивится. Помня о трагическом прошлом, Ханна рисовала себе мать Дэна хрупкой и изможденной, а лицо ее – вечно неулыбчивым. Дэн рассказывал о ней довольно мало, а на вопросы отвечал уклончиво.

Его мать оказывается женщиной крупной и крепко сбитой. При знакомстве она крепко обнимает Ханну, а во время обеда болтает без умолку. Седая и коротко стриженная, она носит крупные цветные серьги, засыпает Ханну вопросами, а услышав ответ, восклицает: «Ой, как чудесно!» и «Ну надо же!» – словно никогда не встречала личностей интереснее Ханны. Ханну она совершенно очаровывает.

– Прости, если она тебя утомила, – извиняется Дэн после.

– Да ты что! Она просто чудо! – говорит Ханна. – Мне она и правда понравилась.

– Да, иногда она вполне терпимая, – соглашается Дэн, – а вот отца я просто не выношу.

– Да, с родителями сложно бывает, – говорит Ханна, хоть и не представляет, какие сложности могут возникнуть с матерью Дэна. Мать, которая тобой восхищается и не придирается к каждому слову или жесту, – это ли не счастье? И разве не счастье, когда реплики матери не нужно рассматривать на свет, выявляя в них колкости?

Спустя несколько месяцев Дэн и Ханна съезжаются – они сняли в Килбурне замечательную светлую квартиру с большими окнами. К тому времени между ними уже возникают ссоры. И все же у них есть своя история, их необычное знакомство, их искрящее взаимное влечение. Ни один из них и не думает критически пересмотреть эти отношения.

Все происходит стремительно – они не только съехались быстро. Еще сегодня они друг друга не знают, а на следующий день уже почти неразлучны. Ханна влюблена в Дэна, в его доброту, необычный юмор, его рыжеватые волосы, вечно всклокоченные, словно он только что проснулся. Но прежде всего – и в этом Ханна не признается даже самой себе – она ощущает облегчение. Кто-то принял,