Категорически влюблен - Екатерина Бордон

Твинсов, да? Давай объединимся и создадим новую коллабу, название можешь придумать сама. Твой комикс, мои связи… Только скажем, что это наш комикс, окей? Что мы типа вместе его нарисовали. В конце концов, Глеб запретил мне быть в паре с Женей, а про нас с тобой он ничего не говорил.

Катя невольно открыла рот от удивления.

– Получится реально круто, – затараторил Стас. – У меня есть аудитория, площадка. Сразу начнем пиарить его, сделаем хорошую рекламу. Черт, можем даже сами выпустить его ограниченным тиражом и продавать за неплохие бабки! В твердой обложке, хочешь? Там, конечно, надо кое-что добавить… Нужен более характерный мужской персонаж. И часть с маман убрать, окей? А то как-то слишком по-девчачьи. Но в остальном все супер. Я могу это продать, говорю тебе!

– Ты что, прочитал его? – вспыхнула Катя.

– Ну, ты же с нашего айпада его отправляла.

Стас сказал это с таким изумлением в голосе, словно чтение чужих писем – нечто само собой разумеющееся, словно то, что айпад принадлежал ему и Жене, все объясняет и извиняет.

– Я даже… – Катя проглотила гневное замечание и сухо рубанула воздух рукой. Он все равно не поймет, так есть ли смысл ругаться? – Нет. Извини, но я не хочу работать в паре. И еще я замерзла, так что… пока, ладно?

Не дождавшись ответа, она побежала вверх по лестнице. Торопясь оказаться подальше от Стаса, Катя прыгала через несколько ступенек, но все равно успела преодолеть только два пролета. Чья-то рука дернула ее за рюкзак, и она едва не скатилась с лестницы, успев ухватиться за перила в последний момент и больно ударившись коленкой.

– Ты совсем охренел? – Катин голос задрожал от возмущения.

На бледных щеках Стаса вспыхнули красные пятна.

– Думаешь, ты теперь лучше меня?

Дернувшись вперед, он попытался схватить Катю за плечо, но та каким-то чудом увернулась от цепких пальцев и стрелой понеслась наверх, грохоча по ступенькам. В ушах стучало, сердце испуганно колотило по ребрам, словно в запертые двери.

– Все вы, твари, одинаковые! – заорал Стас, бросаясь следом. – Что ты, что Женька!

Катя чуть не заплакала от облегчения, когда увидела знакомую дверь с серебряным номерком. Только бы Захар был дома! Или хотя бы вредина-соседка с вечно тявкающей по утрам собачкой. Да кто угодно!

Она забарабанила по двери и пискнула: «Помогите!» Планировалось, что это будет громкий вопль, но голосовые связки словно задеревенели.

Стас нагнал ее и оттолкнул от двери.

– Я же столько для тебя сделал… Я же тебе помогал!

Катя ударилась о стену плечом и виском. Оцепенела и превратилась в один большой комок страха. Никаких примесей, только сто процентов ужаса, который обжег ее гортань изнутри, лишая последнего шанса позвать на помощь.

– Ау? Язык проглотила?

Ноги у Кати обмякли. Мышцы, кости, сухожилия – все превратилось в кисель. Колени подогнулись.

– Эй, ты чего? – Стас испуганно моргнул и подхватил ее под мышки. Его губы говорили что-то еще. Тараторили, быстро складывая буквы в слова, но Катя его не слышала. Шум в ушах превратился сначала в рев, а потом в грохот музыки и смех. – Катя? Блин, прости! Я не хотел! Да я разозлился просто, я… Эй! Кто-нибудь! Помогите, тут человеку плохо!

«Помогите!» – завопил голос у Кати в голове. А потом наступила тишина и темнота. Катя шевельнула рукой, пытаясь за что-нибудь ухватиться, но пальцы сжали воздух, и она с беззвучным криком провалилась в день, который ни за что не хотела вспоминать.

Глава 25

Захар из вежливости согласился подвезти Женю до метро, и уже тысячу раз об этом пожалел. Во-первых, она вообще не затыкалась, а во-вторых, каким-то образом затащила его в китайскую чайную. Он даже не понял, как тут оказался! Вроде только прощались в машине, а теперь вот сидят на полу за низеньким столиком возле дешевой ширмы из рисовой бумаги. Иероглифы на ней, кстати, переводились как «собака, махать рукой, удача, три, подпрыгни».

Тот же самый трюк Женя провернула с ним и в ночь Катиного дня рождения. Он не хотел пускать ее в квартиру, но она все равно оказалась там и была такой милой, что он не смог ее выставить. Не хотел быть грубым, ведь это она переслала ему видео, на котором Катя и Стас мирились после бурной ссоры.

Целовались.

«Мне так жаль, – написала она. – Но ты мой друг и должен это увидеть».

Он и увидел. Захар не гордился тем, как повел себя после. Конечно, нужно было наладить конструктивный диалог и обсудить все по-взрослому! Вот только однажды он уже был в точно такой же ситуации… Уязвленная гордость и ревность, смешавшись, рванули как бутылка шампанского, которую как следует встряхнули. Захар не хотел, чтобы его снова отвергли, потому что слишком хорошо помнил день, когда Катя разбила ему сердце в первый раз. Блин, да такое в принципе не забывается!

Четырнадцатое февраля, его одиннадцатый класс.

К этому моменту Захар уже окончательно понял, что влип. Причем по самые уши! В школе он постоянно искал Катю взглядом и дергался, будто припадочный, стоило ему услышать ее голос или смех. Это ж надо втюриться в малолетку… И ладно бы просто в малолетку – так нет же, в Катю Сиротину!

Она, как обычно, махала ему в школьных коридорах, подбегала стрельнуть денег на сосиску в тесте или просто корчила рожи издалека. А у Захара от нее перехватывало дыхание. Душное смущение накатывало, наваливалось всей своей тяжестью, заставляло ладони потеть… И ничегошеньки он с этим поделать не мог. Так что, вместо того чтобы признаться, Захар почти полгода ныкался от Кати по всем углам, предпочитая наблюдать за ней из засады, словно маньяк.

А потом Катю вдруг взяли в школьный спектакль по «Евгению Онегину». Она выхаживала по школе, будто павлин, распушивший хвост, и взахлеб рассказывала всем, кто не успевал увернуться, что ее единственную выбрали из восьмых классов, а все остальные там – старшеклассники. Спектакль показали прямо в школе, за пару недель до Нового года. Захар пробрался на него тайком и все полтора часа сидел с открытым от потрясения ртом, потому что Катя…

Катя играла просто чудовищно.

Ее роль оказалась крошечной – всего-то три с половиной реплики, не больше! Но Катя все равно умудрилась запнуться, споткнуться и едва не свалить декорации. И все же она так явно наслаждалась процессом, так старательно произносила свой текст и так отчаянно переигрывала, что у Захара щемило в груди. Когда на поклоне она вместо одного раза