Искры Божьего света. Из европейских впечатлений - Николай Иванович Надеждин

Но поп Вуколе Градчанин был не просто только поп. В одном лице своем он совмещал все звания и чины, не только те, которые существовали на Черной Горе издревле, от прадедов, но и те, которые прокрались сюда недавно, вследствие последних реформ нынешнего Владыки. Поп Вуколе был кнезь своего племени, сердарь или губернатор своей нахии, капетан то есть один из главных начальников народной гвардии, наконец, сенатор то есть один из двенадцати членов Верховного владычного совета, Правительствующего сената Черногорского. Впрочем, вся эта громада титулов, одна по себе, не могла бы внушать такого глубокого и всеобщего уважения. При дворе Владыки мы видели старого попа Нико Чеклича, который носит титул капетана перяников, и с тем вместе есть главнокомандующий, так сказать фельдмаршал всей черногорской гвардии. И однако те же самые молокососы, которые теперь нас провожали, в его присутствии не только безбоязненно болтали о всякой всячине, но даже напевали, будто без умысла, язвительную народную песню про Чекличей, как они когда-то ходили брать у турок крепость Никшичь и воротились с таким же успехом и торжеством, как в нашей народной сказке пошехонцы, ходившие в Москву покупать Ивана-Великого.

Поп Вуколе был силен и страшен своими личными достоинствами. Еще в Цетине нам говорили об нем как об одном из первых юнаков Черной Горы. И действительно, самая наружность его возвещала богатыря, хоть сейчас в Илиаду. Никогда не забуду я того впечатления, которым он поразил меня при первом виде: гигантский рост; вся система мускулов вылитая как будто из меди; и это античное лицо, закопченное южным солнцем, грозное своим неподвижным спокойствием, выразительное отсутствием всякой игры выражения! Ему было уже под шестьдесят, если не более, но он был еще бодр и свеж; глаза его из-под седых бровей сверкали раскаленными угольями, свидетелями непотухающего пламени.

Кроме имени попа ничто не изобличало в нем духовного сана священника: по обычаю, издревле господствующему на Черной Горе, он одет был, как одеваются все черногорцы; даже не имел бороды, которую здесь носят только монашествующие, и то не все и не всегда. Зато силав или широкий пояс в роде патронташа, обыкновенно носимый черногорцами, был набит у него тяжелыми пистолетами в дорогой серебряной оправе; при бедре, в раззолоченных ножнах, мотался богатый канджар: все трофеи, сорванные с турков, вместе с их буйными головами.

Поп Вуколе родился на подоблачных скалах Черной Горы, в Катунской нахии, но он нарочно спустился вниз, на озеро Скадарское, чтобы ближе быть к врагам и видаться с ними чаще.

Ему дана парохия, то есть приход, на одном из лежавших пред нами островков. Здесь он жил и губил турков уже более тридцати лет. Впрочем, при всей дикости нрава и привычек, поп Вуколе не был враг новым идеям и мерам порядка, вводимого внутри Черной Горы нынешним Владыкою. Напротив, он был жаркий поборник их и строгий блюститель. За это Владыка, кроме сенаторства, утвердил его сердарем Речской нахии, в каковом звании он и сопровождал теперь нас по всему подведомственному ему пространству. Это ж, конечно, было причиною и того грозного неудовольствия, которое он сквозь мнимый сон обнаружил при грубой выходке кормчего, старого фрондера, очевидно, недовольного новым порядком вещей, который только придрался к перяникам, чтобы бросить злобный намек гораздо выше.

Карл-Людвиг Принц. Гавань на Скадарском озере, 1914 г.

Между тем тишина, воцарившаяся снова на лодке, была непродолжительна. Лихорадочный купец, который, свернувшись в клубок, ежился во глубине лодки, в ногах у кормчего, не видел и не примечал ничего. Он только слышал, что на слова, сказанные кормчим, не воспоследовало никакого ответа. Почему, считая, что этот ответ остался за ним, воспользовался первою минутою, когда зубы его перестали колотиться один об другой, чтобы продолжать порванную беседу.

– Не говори этого, Мато! – сказал он, обращая речь свою к кормчему. – Не говори, не гневи Бога. Ведь нынче уж не старые времена. Дай Боже милости Владыке, да здоровья попу Вуколю – теперь не встретишь турчина и здесь на Блате, до самого Скадара!

Услышав свое имя, поп Вуколе так же быстро перевернулся опять на прежний бок, спиной к корме, и так же недовольно кашлянул. Купец между тем продолжал разглагольствовать.

– Сказать правду, задали вы злодеям страху. Особливо с тех пор, как в прошлом году поп Вуколе пустил на дно две лодки, что шли с Скадара в Жабляк с пороховым зельем. Ведь больше сорока неверных сгинуло. То правда – привелось было нам грешным расплачиваться за собак: паша, в первых попыхах, грозил всех нас перерезать. Ну! Да милостив Бог и светый Петар: откупились казною. Дорого стало, а весело сердцу христианскому, что вот неверные псы не смеют сунуть носа в наше родимое Блато. Около Великой Недели миролаю из Жабляка надо было приехать к нашему паше в Скадар: что ж – не пошел водою, а потащился там через планину, где авось когда-нибудь свернет свою окаянную шею!

– Так ваш паша должен быть очень зол на попа Вуколя? – спросил Иво.

– Вот как зол, что я верно знаю – ста дукатов не пожалеет за его голову.

Поп Вуколе лежал неподвижно, как будто бы ничего не слыша, хотя, впрочем, не было никакого сомнения, что он всё слышал.

Лодка наша меж тем больше и больше выбиралась на простор озера, хотя мы и не отбивались далеко от берега. Два островка расступились вдруг перед нами и открыли широкую хрустальную перспективу, в конце которой, на крутом прибрежном холме рисовалась грозная твердыня. Это был Жабляк, турецкая крепость с постоянным многочисленным гарнизоном из регулярных солдат. На одном из островков, в расстоянии каких-нибудь двух-трех верст от противулежащей крепости, сбегали к самим волнам озера живописно раскиданные кучи, меж которыми одна повыше утвержденным на ней крестом показывала церковь. Это был остров Вранина, парохия и кнежина попа Вуколя.

Громкий залп ружьев раздался с берега Вранины, когда мы начали с нею выравниваться. Оба перяника отвечали тотчас выстрелами из своих ружьев: за ними последовали гребцы, не переставая гресть; потом и кормчий, не переставая править. Мы знали уже, что это был обычай черногорцев поздравлять взаимно друг друга.

– Вуколе! – закричал между тем Иво, смотря на берег. – Поп Вуколе! Кажется, там стоит твоя жена. Именно она. Я видал ее не раз в Цетине.

– Может быть, – сказал равнодушно поп Вуколе, не